Полюбить Ареса
Шрифт:
Да и ладно. В груди разливалось тепло от присутствия Саши рядом, и этого было достаточно. Спасибо ей за рассудительность и за то, что собралась бороться за будущее Ареса, совершенно чужого ей человека, которого знала меньше суток. Похоже, девчонка умела идти к цели напролом.
Стасу стало даже любопытно, как именно она будет сражаться за него и куда ее это в итоге заведет.
Дача у Прохорова оказалась просторным особняком за высоким забором. Дом принадлежал семье уже несколько поколений, как успела рассказать
В доме было душно, а во дворе, наоборот, терпимо. Последние выходные лета, на деревьях уже местами желтели листья. Стас вдруг подумал, что давно не видел, как цветут сады… И понял, что именно так пахнет Саша – цветущим садом.
Прохоров приехал только после обеда, усталый, с темными кругами под глазами, и вежливо пожал Стасу руку.
– Я сделаю все возможное, чтобы склонить отца к сотрудничеству, – не ходя вокруг да около сказал Архипов, когда они расположились за дубовым столом на открытой террасе.
– Не думай, что я вытащил тебя только из корысти. Я бы забрал тебя в любом случае. Таких, как ты, нормальные люди не бросают.
Фраза застыла в воздухе упреком в адрес старшего Архипова, и Стас это понял. Поддержать возмущение он, увы, не мог, ибо никогда не винил родителей за то, что уехали. Наоборот, радовался. Будда им судья – один из тех, что мать покупала на сувениры. Родителями они были, возможно, не лучшими в мире, но и сын у них не подарок. В их семье не принято винить друг друга. Разве что «по праздникам» и в экстремальных ситуациях.
В голову Стаса еще в первые годы жизни вложили закон: «Каждый в этом мире – сам за себя. Никто никому ничего не должен. Сын не должен отцу, отец – сыну». Оставалось молиться, что Архипов-старший нарушит это правило и пойдет на сотрудничество.
На террасу через арку, увитую плющом, вышла Саша. Она переоделась в синий комбинезон, у которого была закрытая горловина, но зато слишком короткие шорты. Вот совсем бесстыжие, если честно. Специально, что ли, довести хочет? Проверяет его силу воли?
– …так что?
– М-м? – Он не услышал заданного вопроса, отвлекшись.
– Останетесь до завтра у нас? Мы только называем это место дачей, а на самом деле для меня это и есть дом родной. В Звенигороде я мало жил, все больше в переездах годы проводил с родителями. Мой предок построил эту усадьбу своими руками, но во времена деда ее сожгли. Отец из пепла восстановил, и я при первой возможности тоже лепту внес. Для меня корни многое значат.
– Увы, не могу разделить ваши чувства. У меня нет корней.
– Захочешь – пустишь.
– Это вряд ли, – скептически ответил Стас, глядя, как Саша расставляет чайный сервиз.
Они сидели в тени, но лучи солнца пробивались через листву яблони и ласкали лицо девушки.
«Остынь, убогий», – дал себе мысленный подзатыльник Архипов и отвернулся. Увы, чтобы
– Саша может остаться, если хочет, – наконец ответил он на вопрос. – Я вернусь за ней в шесть утра и отвезу на учебу. Мне сегодня еще нужно обсудить дела с охраной.
– Ребята надежные, можешь не волноваться. Их Тимошка подбирал, – Прохоров затянулся сигаретой и, сощурив глаза, выпустил дым. – Курю, не могу бросить. Вернее, не хочу. Работа нервная, – он засмеялся и проводил восхищенным прищуром жену, которая прошла мимо. – Сильные у меня девчонки, до сих пор не верю, что нас жизнь столкнула. Судьба явно потребует уплату за такое счастье.
– Какие-то проблемы? – правильно истолковал слова Стас.
– Да вот, знаешь… Саня западает людям в душу. Павел на стену лезет, говорят. Я своим ребятам позвонил вечером, его в Питер сопроводили под конвоем. Никуда не делся, уехал. Но удивил он, конечно. Такое рвение… Если он до Сани доберется, то в кандалы закует в каком-нибудь подвале. Я видел его глаза в суде. Он на нее как на собственность смотрит. Уже тогда стало ясно, что мы с ним не разойдемся по-хорошему. Достанет он ее рано или поздно, если до того в тюрьму не успеем засадить.
– Со мной не достанет, – ровно сказал Стас, а у самого нутро клокотало от желания выпотрошить ублюдка первым. Стереть его с лица земли за то, что Саша принадлежала ему когда-то, за то, что хотела его. – Вы мне спасли жизнь, Валентин Геннадьевич, а я постараюсь спасти ее. Это называется «отработать карму».
– Нет, Стас, – Прохоров снова затянулся табаком. – Это называется простым человеческим достоинством. Редкое явление, между прочим.
– Да ладно вам…
Валентин Геннадьевич усмехнулся:
– Знаешь, что сильнее всего задевало твоего начальника в тюрьме?
– Что я богатенький сынок?
– Нет. Что, даже когда у тебя ничего не осталось, тебя невозможно было унизить. Его слова отскакивали от тебя, как щебенка от бампера. Ты непробиваемый, Стас. Ты можешь думать о себе что угодно, но мне и так с тобой все ясно.
И снова дух взбунтовался. Когда хвалили, Стасу хотелось встать и кричать, что это ошибка. Зачем они придумывают о нем то, чего нет?! Зачем постоянно заставляют чувствовать себя подонком?! В такие моменты хотелось сделать что-то из ряда вон выходящее, чтобы заглушить внутренний протест и удовлетворить демонов.
Стас отодвинул от себя фарфоровую чашку и сказал:
– И что вам ясно? Я, между прочим, Сашу ночью чуть не изнасиловал.
Прямо груз с души упал, и Архипов выдохнул. Он никогда не имел привычки врать, хотя сейчас и сам был в шоке от собственной прямолинейности. «Ты первоклассный идиот», – постановил разум, зато душа ликовала.
Прохоров просканировал его взглядом и покачал головой.
– Не верю.
– Ну хорошо… насилия не было, конечно, но я ее поцеловал. Так что о чести и достоинстве это вы переборщили.