Полюбить раздолбая
Шрифт:
— Вначале было… — Тимур запнулся.
— Слово, — подсказал Амосов.
— Угу. А зовут меня Тимуром. Я — референт Анжелы, в том числе и по вопросам теологии, философии, эклектики.
Живчиков и сам не ожидал от себя столь яркой словесной прыти. Анжела же и вовсе слегка приоткрыла рот. Она то знала, что на самом деле если ее возлюбленный и креститься, то больше крестит «район» будущего пуза, да и то в неправильной последовательности.
— Рад знакомству, Тимур! — Амосов тряс руку студента весьма интенсивно.
Парень тоже
— А как я-то рад! Очень рад! Очен — н–нь!
Так они и трясли руки друг друга. Со стороны могло показаться, что два интеллигента давно не виделись и неожиданно столкнулись в дверях входа в метро. Ни один не делает показаться невежливым и они так и стоят в проходе. Один пропускает другого первым, но тот уступает путь сам. Свободный ход пассажиров через эту конкретную дверь застопорился. Многие опаздывают на работу и уже злятся, что два каких — то долбо…перегородили проход в подземку.
— Очень рад! Очень! — хитро улыбается сотрудник телеканала «Оптимум».
— Очень рад и я! — вторит Живчиков и глупо улыбается. — Вначале было Слово! — добавляет затем.
— Да — да! Вначале было Слово, — подтверждает седовласый. — Слово было вначале!
— «-Знаешь мое слово какое?» — думает про себя Живчиков. — «-Что ты — старый мудило из Нижнего Тагила»! — при этом он глядит на Амосова и держит натужную улыбку.
— «-Какой же ты еще сопляк и гоношистый клоп!» — в свою очередь размышляет про себя седовласый, но при этом внешне выказывает самую что ни на есть расположенность к Тимуру.
ГЛАВА 25
Говорят, что конфликт поколений неизбежен. Молодым всегда не нравится «тормознутость» и боязнь «кабы чего не вышло» в поведении «стариков». А «старики» с высоты своего жизненного опыта только подсмеиваются над глупой самонадеянностью молодых. Правда, разногласия удивительным способом отходят на второй план, когда дело касается денег. Если есть возможность совместно заработать, люди всех возрастов объединяются. Пусть и на время. Любая фирмочка — это группа разновозрастных индивидуумов, и от этого симбиоза предприятие становится только сильней. Возможно, длится это не столь долго, как хотелось бы, но все же длится же…
Никаких совместных денег у Живчикова и Амосова и в помине не было, и посему они лишь оценивали друг дружку.
— «-Старый осел!» — пульсировала мысль в молодой голове.
«— Глупый, зеленый слизняк!» — крутилось в голове седовласого.
Анжела прекратила их затянувшееся рукопожатие, сославшись на необходимость переговорить по неотложному делу с «референтом». Тимур и Валерий Константинович чинно раскланялись и разошлись в разные углы «ринга».
Позднее, на фуршете по случаю закрытия симпозиума, когда Живчиков в одиночестве интенсивно лопал бутерброды и пил коньяк, кто — то слегка дернул его за рукав. С застывшим куском семги юноша обернулся и перед ним снова оказалось лицо Амосова.
«— Опять его морда нарисовалась!» — мигом подумал Тимур, но вслух ляпнул:
— Вначале было Слово!
— Как?! Опять?! — опешил Виктор Константинович.
— Может, махнем по рюмашке коньячку? — ушел от ответа юноша.
Седовласый быстро сглотнул слюну, в результате чего кадык на его шее пробежал вниз, будто проворная мышь драпает из опустошенного чулана при неожиданном включении света. Валерий Константинович колебался. С одной стороны, он — довольно высокое должностное лицо, а тут какой — то недоросль залихватски и не соблюдая субординации ведет себя очень фамильярно.
С другой стороны, этот парень этим своим упертым «вначале было Слово» и неумением скрывать свои истинные чувства вызывал определенную симпатию. «-Он еще слишком юн, чтобы непрерывно носить маску крутого мачо. Еще не выучился фальшивить. Еще не выработал навыков липкой лести и скрытого подхалимажа», — оценил студента мысленно второй человек в телеканале «Оптимум».
— А давайте махнем! Почему не махнуть? — буркнул Амосов.
Они подошли к импровизированной барной стойке, где парень в белоснежной рубашке лихо управлялся с бутылками крепкого спиртного.
— Две рюмки французского коньяка… — заказал Амосов.
Когда маленькие рюмочки оказались наполненными, Живчиков поднял тост.
— Предлагаю выпить за этот великолепный симпозиум, который внес неоценимый вклад в дело развития свободы слова на постсоветском пространстве. Этот симпозиум явился славной вехой…
— Юноша! — перебил его Амосов мягко. — Вы не на трибуне! Оставим высокопарность для официальных речей. Давай просто с тобой выпьем за то, чтобы ничья задница не пострадала!
— Чего? — приподнял брови Тимур с удивлением.
Амосов склонился к голове парня и зашептал:
— Хочешь, Тимур, я найму с пяток отморозков и они тебя подловят на пустыре и целую кучу ипостасей тебе в задницу напихают?! Да так плотно напихают, что задница распухнет как надувной матрас, и даже спать ты будешь только на животе? Хочешь таких вот заднеприводных ипостасей? А?
Молодой человек отшатнулся и побагровел от гнева.
— Тихо! Тихо! — зашептал седовласый. — Успокойся! А ты думал, что я такой старый и уже ни хрена не слышу? Думал, что я не услышу, как ты мне обещал ипостаси в задницу набуровить?
Тимур тоненькой струйкой выпустил воздух из легких, но промолчал.
— Ладно, Тимур, не дрейфь! Я сам был таким как ты лет тридцать назад. Анжела здорово придумала про некоего Стасика — оператора, чтобы тебя выгородить. Но я знаю, чего ты так на меня взбеленился, когда я ее трогал. Она ведь тебе нравится, верно?
Тимур чувствовал себя неловко и решил свалять дурака:
— Кто мне нравится? Стасик — оператор? Вы про него спрашиваете?
Амосов ухмыльнулся, тряхнул седой шевелюрой, как будто стряхивая с себя наваждение, и произнес: