Полюбить врага
Шрифт:
3
Мигель захлопнул за собой дверь гостиной и, толкая Анни перед собой, почти выпихнул ее в прихожую. Его руки причиняли Анни боль, но, видя, как сверкают гневом его темные глаза, она не рискнула протестовать.
Девушка, почти онемев, широко раскрытыми глазами смотрела на разъяренного красавца. Ее сердце сильно билось, но не от страха перед насилием, она ждала, что будет дальше.
— Известие о том, что я наполовину англичанин, отвратительно не настолько, как манера, в которой об этом было заявлено. Всю свою жизнь я стараюсь забыть об этом, пытаюсь
— Нет.
Он выглядел удивленным.
— А что неясного?
Она взглянула на свою руку и потянула ее. Мигель, словно только сейчас заметив, что делает ей больно, медленно разжал пальцы. Кисть руки покраснела и слегка припухла. К вечеру, вероятно, образуется синяк.
— Я не понимаю, что ужасного в том, что вы наполовину англичанин? И как, по-вашему, я должна была реагировать на столь «сногсшибательное» заявление? Я не могу понять, из-за чего, собственно, загорелся весь этот сыр-бор? Если вам не понравилось мое легкомысленное замечание, извините. Но в комнате царила напряженность. И вы были причиной этому.
— Ничего не было бы, если бы вы не приехали.
— Я-то тут при чем? Тони и Лучия собираются пожениться, а вы не хотите этого потому, что он англичанин, не так ли?
— Верно.
— Я англичанка, и вы не хотите, чтобы я жила в вашем доме?
— Верно.
— Ну, я уезжаю завтра.
— Но вы ведь вернетесь.
Его лицо словно окаменело, глаза сузились, он пристально смотрел на нее, в то время как она говорила.
— Конечно вернусь, но только к свадьбе. А затем вы никогда меня больше не увидите. — На мгновение мысль о том, что она действительно снова не увидит этого злюку, заставила ее остановиться. Она почувствовала холодок разочарования, но, стряхнув с себя это таинственное чувство, продолжила: — Сегодняшний скандал разразился по вашей вине, согласитесь. Вы были так уверены в том, что Тони гонится лишь за приданым, так настаивали на этом изо всех сил, что расстроили всех. Не удивительно, что Лучия отплатила тем же, дав вам отпор. Как можно думать о человеке плохо, только лишь потому, что он имеет неугодную вам национальность?
— Все верно. — Он возвышался перед ней, на темном и почти отталкивающем лице дергался от напряжения мускул.
— Теперь, когда вы узнали Тони в действительности…
— Да ничего я не узнал. Сегодняшнее представление — не доказательство, а просто хитрый ход. Посмотрим, как много времени пройдет до того, как он попросит денег.
— Вы невозможны, знаете ли? — Анни в разочаровании, что не смогла ничего доказать Мигелю и позволила ему плохо думать о Тони, решила прекратить бесполезный разговор.
— Вы сами невозможны, мисс Джордан, с вашим остроумием и вашими глупыми насмешками.
— А что в этом плохого? Радость — это моя профессия. Я организую свадьбу и, следовательно, должно быть много шуток, веселых розыгрышей, улыбок. Такое событие, как свадьба, иногда бывает только раз в жизни, почему же не сделать ее максимально приятной?
— А если люди ошибаются в своем чувстве? Мы в Испании презираем развод. Что если моя сестра со временем поймет, что она и этот англичанин не подходят друг другу? Что тогда? Должна она будет примириться с тем, что ей придется жить одной, пока муж умрет? Нелюбимая, может быть, без детей, без семьи рядом, чтобы поддержать ее.
— Тони, и я, и наши семьи тоже не одобряют развод. Мой отец — викарий, честное слово, с ним случился бы удар, если бы я только предложила подобную вещь. Семья Тони тоже очень консервативна в этом вопросе. Поверьте, Тони никогда бы не женился с мыслью, что можно развестись, если брак не получится, я — тем более. Мы англичане также вступаем в брак на всю жизнь. У испанцев нет на это монополии.
— Этот брак обречен. Слишком много всего против этого союза.
— Совсем не так, Майкл. Я думаю, что им предстоит прожить вместе целую жизнь.
— Майкл? — Его бровь угрожающе приподнялась, в голосе прозвучала обида.
Она улыбнулась ему, глаза цвета хереса озорно блеснули.
— Английское соответствие Мигелю.
— Черт побери, Анни, я думал, что дал ясно понять…
— Но вы так ничего и не объяснили. Если вы помните, с этого начался наш разговор. Я не понимаю, что это за такой зловещий секрет и почему надо стыдиться того, что вы англичанин…
— Наполовину англичанин, — перебил он ее. Дверь гостиной открылась, и к ним заглянула сеньора Донварес.
— Время ленча, а София, как я подозреваю, не может об этом объявить из-за вашей затянувшейся дискуссии в прихожей, — сказала она Мигелю с некоторой суровостью.
— Извини, мама, я не стал бы задерживать ленч, если бы знал. — Он взглянул на часы, потом на Анни, хотя его слова были предназначены для матери. — У меня несколько неотложных дел, я тороплюсь, но к обеду вернусь. Мои извинения.
Анни было жаль, что он уходит, ведь они так ничего и не решили. Продолжает ли Мигель так же твердо верить в то, что Тони движет только нажива?
Попытается ли этот упрямец еще изобрести способы доказать черные замыслы жениха Лучии?
Однако, следуя за сеньорой Донварес в столовую, она знала, что ленч без него пройдет в гораздо более спокойной атмосфере.
На обед Анни надела платье, в котором собиралась быть и на балу в честь помолвки. Платье было темно-голубым, с вырезом на спине и на груди в виде сердца и пышной юбкой. Ее предположение о том, что на руке будет синяк, оправдалось. Достаточно большого браслета, чтобы прикрыть этот неприличный синяк, у нее не было, поэтому ей пришлось запудрить его, чтобы как-то обесцветить. Сделав синяк менее заметным, она, подумав, все-таки надела на руку изящный золотой браслет.
Для поездки в отель, в котором Донваресы снимали бальный зал, она взяла с собой темно-синюю шаль, забрала волосы на затылке, и теперь они спускались блестящей волной, лаская ее плечи и достигая выреза платья на спине. Несколько локонов как бы небрежно обрамляли ее лицо, смягчая несколько строгий вид. Косметики она добавила чуть-чуть, предпочитая свой собственный цвет лица.
Она ожидала вечернего празднества, но уже предвкушала, что завтра утром отправится домой. Было слишком трудно жить в доме, в котором будущая новобрачная, ее жених и ее брат были на ножах друг с другом. Или же причина в одном брате Лучии, с которым ей самой так трудно было общаться?