Помни войну
Шрифт:
На суда в портах Мраморного и северной части Эгейского морей и болгарского Черноморского побережья — Бургасе и Варек грузились люди, орудия, лошади, различное военное имущество. Рейс следовал за рейсом. Опасаться приходилось только болезней из-за большой скученности людей в кубриках и на палубах.
Однажды в болгарской Варне при погрузке на борт парохода выздоравливающих раненых внимание Макарова привлек один человек. Гражданский, с окладистой бородой и могучей фигурой, умным взглядом, ко всему присматривающийся, он казался случайной личностью среди
Макаров решил познакомиться со своим необычным пассажиром, который вместе со всеми отправлялся в Одессу. Подойдя к незнакомцу, командир «Великого князя Константина» представился:
— Флигель-адъютант Макаров Степан Осипович. Командир парохода. С кем имею честь отправиться в порт Одессы?
— Верещагин Василий Васильевич. Живописец батальных сцен. На войну отправился охотником-художником. Вот после ранения на Дунае меня решили отправить в Россию долечиваться вместе с людьми военными.
— Много наслышан о вас, Василий Васильевич. Особенно о вашей туркестанской серии картин.
— А я о вас, уважаемый Степан Осипович. В газетах, что на войну доставляли из Отечества, столько было написано о минных атаках «Константина».
— Ну, это можно считать преувеличением. Сравнивать вооруженный пароход, скажем, с Брянским пехотным полком не стоит. Или с любым гренадерским.
— Почему вы так скромничаете в своих заслугах, Степан Осипович?
— Да потому, что повредить миной турецкий броненосец в ночной атаке совсем иное дело, чем взять штурмом плевенский редут. Иная опасность и совсем иные потери в людях.
— Может быть, это и так. Но разве не минный пароход «Константин» изгнал турецкую броненосную армаду с вод Черного моря?
— Турки просто не смогли найти противодействия нашим минным атакам. Потому и перестали разбойничать у наших берегов.
— Главное, наверное, все же не в этом. Черноморский флот России, какой он ни есть, победил в войне флот Турции. Да еще кампанию на водах Дуная выиграл.
— Действительно, на Дунае туркам от балтийских минных лейтенантов пришлось несладко.
— Позвольте спросить, Степан Осипович. Что вы видели из моих туркестанских работ? И где?
— На академической выставке в столице. По случаю был на докладе в Адмиралтействе из Кронштадта.
— Так какая же из моих картин вам приглянулась больше других?
— Воображение потрясли две — «Апофеоз войны» и «Нападают врасплох». Особенно первая. Вторая поразила бесстрашием наших солдат, попавших под удар конницы бухарцев.
— Вы заметили сделанную мною знаменательную надпись на раме «Апофеоза»?
— Заметил. Помню как сейчас: «Посвящается всем великим завоевателям, прошедшим, настоящим и будущим». Столько споров среди посетителей было вокруг нее. У вас из-за этой картины, наверное, были немалые неприятности в придворных кругах?
— Неприятности — не то слово. Мне пришлось разойтись с академиками Императорской Академии художеств, многие из них были моими учителями. Да не стоит об этом вспоминать.
— За что вы и где, Василий Васильевич, получили солдатского «Георгия»? Судя по потертости ленты, он давнишний.
— Угадали. Я был охотником в составе русского отряда, стоявшего гарнизоном в цитадели Самарканда. Там и отличился.
— Это когда войско бухарского эмира штурмовало Самаркандскую крепость?
— Да, тогда бухарцы штурмовали нас через пролом в крепостной стене. Не успели мы его заделать к подходу эмирской армии. Вот и теряли многих людей в штыковых контратаках.
— Тогда и родилась у вас, наверное, идея написать картину о смертельно раненном солдате?
— Да. Столько пришлось на гибель солдат насмотреться — не дай бог.
— И все же снова вас потянуло на войну?
— Счел долгом художника-баталиста. Эта война стала для России-матушки святой. Воевать за православную славянскую Болгарию для русского солдата было исторической справедливостью. И вы, Степан Осипович, как писали в газетах, с Балтики в Севастополь прибыли добровольно.
— Охотником. С трудом пробился на войну. Таких, как я, лейтенантов на Балтийском флоте много было. В том числе и перед войной, когда в ее начале мало кто уже сомневался.
— Вы как считаете, долг свой офицерский перед Отечеством исполнили?
— Исполнил. И науку морской войны познал.
— Что ж, с этим можно каждого военного моряка поздравить.
— Уважаемый Василий Васильевич, я приглашаю вас на переход в мою каюту. Располагайтесь в ней как пожелаете вместе со своими этюдами.
— Премного благодарен за такое лестное для меня приглашение.
— Вестовой матрос вас проводит: у меня сейчас забот много, людей размещать на пароходе надо. За вечерним чаем еще будет время наговориться нам с вами.
Выздоравливающих раненых размещали по каютам и матросским кубрикам, в коридорах, на верхней палубе. Командир парохода был благодарен сестрам милосердия из добровольческого Нижегородского санитарного отряда. Они знали всех тяжелых по состоянию солдат и их устраивали в каютах. Когда «Великий князь Константин» отошел от портового причала Варны, на его палубе было не протолкнуться.
Переход из Варны в Одессу много времени не занял. Море не штормило, хотя волнение укачало не одного пассажира. У многих началась морская болезнь. Художник Верещагин почти весь рейс простоял рядом с командиром парохода на капитанском мостике. В Одессе транспорт с выздоравливающими воинами встречало местное военное начальство, городские медики. В порту собралось немало горожан с цветами и подарками. На пирсе встречный марш играл гарнизонный оркестр.
Макаров тепло расстался с прославленным живописцем, перед талантом которого преклонялся. На прощание Верещагин сказал капитану 2-го ранга, такому же, как и он, «фронтовому» Георгиевскому кавалеру: