Понаехавшая
Шрифт:
— Но я не пофел, — говорил Игорь, — да ну его, этого фебутного Ельцина. Он много пьет, а я таких людей на дух не перенофу.
Понаехавшей ничего не оставалось, как горько вздыхать и смотреть в окно. Она скучала по Леше — он был добрый, смешливый, красивый и в редкие минуты трезвости говорил: «Ты такая классная! Будь я подлецом, я бы на тебе женился. А так просто тихо люблю».
И в знак своей любви сгибал подковой очередную кованую пику на решетчатом заборе банка.
Однажды в гостинице открылся киоск с волнующим названием «Интим». И Бедовая Люда прибежала оттуда с вытаращенными глазами и радостной вестью, что
— Как это в форме слона? — всполошился обменник.
— А вот так: обычная резиновая трубочка, а на конце — голова слона. С ушами и хоботом. Представляете, какой эффект?
Люда тут же кинулась набирать мужу.
— Жорик! Готовься! Сегодня вечером нас ждут непередаваемые ощущения!
— Вы что, снова напились? — напрягся на том конце провода Жорик.
— Клянусь, нет! Я присмотрела нам презерватив в форме слона. Не задерживайся на работе, целуууу-ю!
И, заняв у коллег денег, Люда обратно побежала в киоск.
К слову, презерватив стоил немалых по тем временам денег — целых десять долларов. Что составляло пятую часть зарплаты кассира. Но Люде хотелось простого женского счастья и непередаваемых ощущений, и, если кто осудит ее за это, пусть кинет в себя камень.
В час ночи в обменнике раздался телефонный звонок.
— Хуета, — трагическим голосом оповестила трубка.
— Вы, наверное, не туда попали, — поперхнулась Понаехавшая.
— Да туда! Грю — зря я деньги потратила. Та же хуета, только с хоботом. Как не было оргазма, так и нет! — вздохнула трубка и отсоединилась.
Обменник Люде долг за презерватив простил. Обменник не зверь дополнительно травмировать человека при таком трагическом раскладе интимных дел.
Злорадно: а еще говорят, что женской дружбы не существует. Таки нагло врут!
Глава шестая. Огни большого города
Тяжела доля пустившегося в эмиграцию человека, ох как тяжела! Москва — не крохотный высокогорный городок, где вышел из дому на променад и через пятнадцать минут неспешного хода оказался в соседнем селе. Тут, чтобы добраться до соседнего села Санкт-Петербурга, пятнадцати минут будет явно недостаточно.
Москва для приезжего — город одиночества. Тут можно целый день через толпу туда-сюда ходить и ни одного знакомого не повстречать. А ведь иногда так хочется с кем-нибудь словечком-другим перекинуться, радикально прожитое детство вспомнить, опять же о международных делах поговорить! В Москве так одичаешь среди множества людей, что начинаешь скучать даже о тех, кого в той, доэмигрантской, жизни на дух не переносил. Например — о дяде Сероже из сороковой квартиры. Дядю Серожа все за глаза называют Сабак Серож. И всё потому, что он злой как собака, скандалит почем зря, а утренние свои пробуждения превращает в сущий Армагеддон. Его жена тетя Анаит рассказывала, что из боязни попасть под горячую руку сама вскакивает за пять минут до мужа и тихо отсиживается в ванной, с замиранием сердца ожидая того момента, когда зазвонит будильник. Будильник дяди Серожа стоит не как у всех нормальных людей — возле кровати, а каждый раз на новом месте. Укладываясь спать, тетя Анаит шепотом его заводила и ходила по квартире, придумывая надежное укрытие. Так оставался хоть какой-то шанс уберечь будильник от озверевшего от ранней побудки мужа.
«Может, — каждый раз с надеждой думала тетя Анаит, — пока мой Серож будет рыскать
Но природа наградила дядю Серожа неиссякаемыми залежами паров. Поэтому, описав в полете красивую дугу, будильник, жалобно тренькнув, успокаивался в каком-нибудь противоположном от места схрона углу, а дядя Серож, извергая проклятия, направлялся в туалет — досматривать прерванный сон. Тетя Анаит за долгую супружескую жизнь приобрела несколько неоспоримых достоинств. Во-первых, научилась прятать будильник в самых внезапных местах. Из нее получился бы неплохой агент разведки. Такие агенты умеют запрятывать разные донесения в самых неожиданных для человеческой логики местах. Например, в булыжниках. Но не будем о грустном, лучше вернемся к достоинствам тети Анаит. Итак, во-первых, в ней погиб великий агент разведки. Во-вторых, тетя Анаит научилась бесшумно и молниеносно двигаться — пока дядя Серож досматривал в туалете сон, она с космической скоростью накрывала на кухне стол. Заварит чаю, нарежет бутербродов, наложит дорогому мужу целую миску каши. Проверит работу будильника. Если он не ходит — заведет запасной, поставит под дверью туалета, укроется в спальне.
Второй звон будильника вызывал у дяди Серожа такую же бурю эмоций, что и первый. Он выскакивал из туалета, добивал часы метким ударом ноги и с ходу залетал в ванную — медитировать под гул бритвенного станка. Как только из ванной доносилось мерное жужжание бритвы, тетя Анаит хватала одежду мужа и раскладывала по маршруту ванная-кухня в нарастающем порядке: сначала носки, потом брюки, далее ремень. Сорочка дожидалась своего хозяина на спинке кухонного стула, пиджак — на ручке входной двери.
Третий раз заводить будильник тетя Анаит опасалась. Она прокрадывалась в туалет, благо туалет от ванной отделяла достаточно крепкая стена, запиралась на задвижку и принималась осторожно взывать к совести мужа:
— Серож-джан, на работу опоздаешь.
Серож-джан мигом отзывался сокрушительным потоком брани:
— Ес ку маман, [4] сука-пилят, молчи, женщина, на одну ногу наступлю, за другую потяну, разорву пополам!
Тетя Анаит отрывала микроскопический кусочек дефицитной туалетной бумаги и промокала вспотевший лоб:
4
Твою мать (арм.).
— Серож-джан, помою твои ноги, выпью воду, у тебя осталось ровно семь минут!
Через семь минут от оглушительного хлопанья входной двери со звоном подпрыгивали в серванте хрустальные бокалы и сыпалась с потолка штукатурка. Тетя Анаит с облегчением выползала из туалета — фух! Пока ее Серож на работе третирует коллег, можно переделать все дела по дому, а потом сбегать к часовщику Жорику, чтобы он починил сломанный будильник. У часовщика Жорика тетя Анаит числится в почетных клиентах и всегда проходит без очереди. Потому что половину дохода часовой мастерской обеспечивает она.
Странное дело, но жители больших городов в целом не сильно отличаются от провинциальных жителей.
И там и там можно встретить как рафинированных начитанных интеллигентов, так и опустившихся горьких пьяниц. Будучи родом из самой что ни на есть глухой провинции, Понаехавшая с удивительной легкостью вычисляла типажи своих земляков в москвичах. Поэтому, обнаружив в соседнем подъезде Тетиполиного дома славянского Сабака Серожа — Степана Дмитриевича, она не особо удивилась. Наоборот — обрадовалась как родному. Хотя никаких положительных эмоций взрывоопасный Степан Дмитриевич вызывать не мог — такой же самодур, как Сабак Серож.