Понарошку?
Шрифт:
– Разумеется. Трезвый на тебя не позарится, – медовые глаза горчили, а широкая ухмылка сияла презрением.
Что-то в Саше хрустнуло. Болело адски. Она даже вздохнуть не могла смертельные несколько секунд.
– Я с нариками тоже не вожусь, – Паша почти плюнул им под ноги, круто развернулся и ушел.
– Паш, подожди… – Саша рванула за ним по инерции, непонятной ей природы, но ее остановила за талию твердая рука.
Золотов прижал девушку к себе и тяжело вздохнул. Она растягивалась вместе с его широкой грудью. Собственная, наоборот, сжималась. Там внутри уплотнялось
Паша отошел к своим коллегам – трем девушкам на шпильках в юбках-карандашах с блокнотами. Они обрадовались его появлению и сразу втянули в беседу. Хихикали громко, тянули восклицания. Стреляли глазками в Золотова и что-то нашептывали Паше хором. Тот нарочно не оборачивался и отмахивался неловко. Наконец, увел их в коридор за матовой дверью. Девушки ушли разочарованными.
– Ааагкх! – рявкнула Саша и двинулась вперед, пока сама не понимала, куда идет.
Толпа тоже покидала холл. Заполняла собой узкое пространство коридора медленным потоком.
– Да так ему и надо! – посмеивался Сафронов. – Ты чего, Саш?
Она резко развернулась и воткнула взгляд в Золотова, лицо морщилось от обиды.
– Что это было?
– Ответка за Альбу. Не благодари, – парень тоже остановился и положил руки в карман толстовки.
Сафронов встал между ними покачиваясь. Переводил разжиженный взгляд.
– Да за что тебя благодарить? Я тебя ни о чем не просила! Обзываться зачем было? – она развела руками.
Раздражение просто лилось по венам, такое ядовитое, неосознанное, которое никак не сбрасывалось. Золотов остался невозмутим и бровью не повел. Похолодел. До этого во всем теле ощущалась мягкость. И черты лица казались глаже. Вмиг все заострилось и затвердело.
– Я лишь правду сказал.
– Ты его даже не знаешь! – Сашин голос терял силу, зато набирал высоту. – А я его три года любила, между прочим!
– И что? – равнодушнее сказать было нельзя. – То, что ты его любила, не значит, что он не мудак.
– Он мне помочь хотел! Сам ко мне подошел! Впервые! – девушка схватилась за шею – там от спазма натянулись жилки. Ком рос внутри.
Сафронов скорчился, будто у самого болело, и сильно мотнул головой. Золотов на выдохе усмехнулся.
– Если он впервые за три года захотел тебе помочь, то он еще больший мудак, чем я думал.
– Да не так все!.. – она не знала куда деваться. Отвернулась в сторону. Рукой сжимала собственную глотку. Оттуда вырывались рыдания.
– Да именно, что так, Саш, – вступил Сафронов. – Ты все три года мне ныла. «Гена, он меня использует», «Гена, он меня опять обидел», «Гена, он мой наркотик, никакая трава не нужна». И бла-бла-бла.
– Я не так ныла, не привирай!
Саша топнула ножкой, не знала, чем еще себя защитить. Стояла перед ними как будто стеклянная – все нутро наружу. Парни переглянулись.
– Я бы этого урода в труху бы стер и выкурил через жопу, – поджал губы Сафронов.
Золотов коротко посмеялся и, наконец, расслабил позу. Провел пятерней по волосам. Стер усталость с лица. А Гена подошел к Саше и потормошил за плечи.
– У тебя великое сердце. Ты столько
– Ген, хватит меня лечить!
Девушка оттолкнула его и двинулась к матовой двери, за которой толпа из холла полностью исчезла.
– Опа, – парень отпрянул и раскрыл рот кольцом. – Тебе, значит, всех лечить можно, а тебя нельзя?
Она специально быстро шагала, чтобы оторваться. Надеялась на их пьяную заторможенность. Но парни не сильно отставали. Ей мешали каблуки, невысокие и тонкие. Ноги на таких постоянно подкашивались.
Наконец, Саша добралась до нужного зала. Там все рассаживались по местам. Рассказчики –за круглым столом на небольшом постаменте, служившим сценой, а слушатели – в частых и тесных рядах. Все первые уже были заняты. Саше пришлось пристроиться в третьем от двери с краю. Сафронов сел следом, Золотов за ним.
Она еще пыхтела и с трудом держала ручку. Все дрожало. В первую очередь сердце. Сафронов ведь ни капельки не соврал. Она, действительно, ему плакалась. На подобных семинарах они устраивали целые сеансы психологической взаимопомощи. Девушка выслушивала его россказни про бандита-отца и затюканную мать, а он – ее страдания по Паше. Гена, казалось, только за этим на все мероприятия и ходил. Саша выходила дешевле профессионального психотерапевта.
Она посмотрела на парней. Золотов откровенно спал, запрокинув голову. Смешно приоткрыл рот. В такой позе и с растрепанными волосами совсем не выглядел красавцем. Сафронов лепил из лежачего на столике листка пустую самокрутку. Просто катал ее по шершавой поверхности ладонью и сосредоточенно о чем-то думал.
– В какую жопу ты опять влез? – тихо спросила Саша, пока семинар не начался.
– Влюбился, – оживился Сафронов и улыбнулся.
Посмотрел ей в лицо с сиянием в глазах. Девушка искренне обрадовалась.
– Так это же прекрасно! – чуть в полный голос не воскликнула.
– В проститутку, – парень скис и вставил самокрутку в зубы.
У Саши челюсть отвисла, прямо как у спящего Золотова. А глаза захлопали.
– К-как это?.. Как тебя угораздило?
– Ну вот так. Сказали, наберу нужную сумму, и ее отпустят. А я уверен, что наебут. Оттуда так просто не выбираются, – он зажевал бумагу, глядя вперед пластмассовыми глазами. – Я на батин авторитет рассчитывал. А он меня кинул. Сказал из-за какой-то швали вписываться не станет. А она не шваль! Прекрасное создание! Ты бы ее видела. Ей восемнадцать всего.
– Как она там оказалась?
– Мамаша откупилась. Я ее долг и должен выплатить.
Он выплюнул пережеванный комок на пол. Саша не сдержалась и упрекнула его взглядом. Парень только похихикал.
– И что ты будешь делать?
– ХЗ.
Саша тяжело-тяжело вздохнула и, не найдя подходящих слов, просто обняла друга и положила голову ему на плечо. Ее проблемы были сущим пустяком. Ей это в основном и помогало. Понимание, что бывает гораздо хуже. У Гены всегда в жизни творилась дичь похлеще. Она страдала только от безответной любви, а он от всей несправедливости мира.