Пономарь
Шрифт:
На этом уровне восприятия четко были видны все энергетические меридианы в теле человека, все биологически активные точки. Гнус протянул руку и надавил на некоторые из них. Это были так называемые “точки смерти”.
Нияма вздрогнул и обмяк.
Проследив результат “операции”, Гнус выяснил, что к утру предатель покинет плотную оболочку навсегда.
После этих дел остались пустяки: Укрощение строптивых бурятов, не желающих снижать цены на опий-сырец, легкая болезнь для нескольких банкиров, забиравших себе больший процент за “отмывание” наркодолларов
В полчаса покончив с делами, Гнус включил привезенный с собой магнитофон. На пленке был записан сеанс кодирования для Светы. Прославление наркотиков, ненависть к отцу, панегирик разврату, все это должно было пропитать сознание девушки и сделать ее беспощадным оружием против Дарофеева.
Лишь эта цель двигала Гнусом последние несколько лет.
Ради нее он попрал все принципы Народного Целителя и стал правой рукой Рыбака. Ради нее он проделал огромную работу, которая отняла у него время и известность...
Все лишь для одной-единственной попытки поставить Дарофеева в такие условия, чтобы экстрасенс, намертво запутавшись в них, задохнулся. Попытки уничтожить, по частям лишая его всего, что ценил Пономарь в этой жизни. И, налюбовавшись его страданиями, милосердно дать ему шанс самому окончить свои дни.
Впрочем, Гнус допускал, что многое из его программы действий может не сработать, что Дарофеев сможет вырваться из одной-двух умело спланированных ловушек. Но для того, чтобы он сумел невредимым пройти их все, Пономарю, погрязшему в самодовольстве, заботящемуся лишь о собственной мошне, требовалось нечто большее, чем простое везение.
Глава 11
День для капитана Синельникова начался с неожиданности.
Ему позвонили из изолятора и сообщили, что задержанный Ниязов найден мертвым в своей камере.
Николай Николаевич не стал торопиться к трупу. Пролистав вчерашний протокол допроса Ниямы, капитан нашел адрес конспиративной квартиры. Связавшись с оперативниками, он заказал группу для наблюдения за хазой и лишь потом пошел посмотреть на покойного.
У распахнутой двери камеры Синельникова встретил дежурный по СИЗО.
– Когда нашли? – Спросил капитан.
– На утренней проверке. Сосед стал его будить, а он уж посинел.
– А кто сосед?
– Маньяк-педофил. Одиночка. Он на мокрое бы не пошел... Привести? Он сейчас в “отстойнике” сидит.
– Не надо пока... А он ничего не заметил?
– Говорит, спал. Но всю ночь кошмары снились. Черная рука его душила.
– Черная рука, – Повторил Синельников, словно на вкус пробуя эти слова.
В камере у обнаженного Ниязова стоял медэксперт. Николай Николаевич давно знал этого человека. Толстый, лысеющий, с покатыми плечами, постоянно обсыпанными перхотью, Сергей Юрьевич был профессионалом судебной медицины.
– Привет, Пробкин, – Поздоровался Синельников.
– А, Коля. Доброе утречко. Твой подопечный?
– Мой...
Капитан подошел ближе к трупу. Внимательно оглядел смуглое тело.
– От чего это он?
– Никаких видимых повреждений нет. На отравление не похоже. Такое впечатление, что он умер от остановки сердца.
– Так просто? Без причины?
Пробкин пожал плечами:
– А тебе этого не достаточно? Вскроем его, там, может, и узнаем...
– А не мог он от ломок кинуться? – предположил Николай Николаевич.
– Нет. Не похоже. Он бы потел, мышцы были бы как каменные. А тут...
Медэксперт взял труп за кисть руки, приподнял ее и отпустил. С мягким стуком рука упала обратно.
– Но наркоманом он определенно был. Смотри.
Сергей Юрьевич перевернул тело и показал Синельникову левею подмышку Ниямы. Там, в листке телесного цвета пластыря, виднелась аккуратная прорезь, сквозь которую проглядывало что-то черное.
– Это наркотик? – Поразился капитан.
– Нет. Это внутривенный катетер. Не надо каждый раз кожу дырявить для очередной дозы.
Сорвав клейкую полоску, Пробкин обнажил пластмассовый цилиндрик оканчивавшийся уходящей под кожу прозрачной тонкой трубкой.
– Так они это и делают... – Сообщил Сергей Юрьевич. Пришли два санитара с носилками и унесли труп на вскрытие. Пробкин поспешил за ними.
Оставшись один, Николай Николаевич тщательно осмотрел всю камеру. Но ничего, кроме пары бритвенных лезвий, да какой-то розоватой таблетки, не обнаружил.
Через пару часов поступили результаты из прозектуры. В акте экспертизы Пробкин дотошно перечислял состояние всех внутренних органов Ниязова, отмечал в них изменения, вызванные длительным употреблением наркотиков. И в конце подтверждал первоначальный диагноз: ”Смерть от спонтанной остановки сердечной мышцы.”
Николай Николаевич показал акт Дроздову:
– Что ты об этом думаешь?
Прочитав машинописный текст, Петр Никитович нахмурился:
– Странно...
– Что странного? Вот, ясно написано: ”Гипертрофия правого желудочка, склеротические изменения мышечной ткани”.
– С таким “мотором” он мог еще лет сорок прожить... Неестественно все это...
– Ты думаешь, это рыбаковский колдун?
– Может быть... Из моих знакомых только один человек может это точно определить.
– Игорь? Давай к нему!
Сегодня Дарофеев ехал на работу в “Центр” на каком-то автопилоте. Его ждали больные, деньги, которые, ни в какой ситуации, пока ты жив, не бывают лишними… Но желания работать не было. Игорь Сергеевич не мог избавиться от ощущения, что когда-то, давным-давно, он совершил какую-то ошибку, расплата за которую настигла его только сейчас. Да и то, по большому счету, не его, а близких. Целитель знал, что именно таков безжалостный закон кармы, но до сих пор он был уверен, что его чаша сия может миновать.