Понять и простить
Шрифт:
А Люку не могло прийти в голову, что ее странному поведению может быть какая-то серьезная причина. Он был убежден, что Эллен просто не любит Джемму. Если бы он знал! Она готова была пожертвовать ради дочери всем. И будет готова на это всегда.
Роды были тяжелыми. Ребенок оказался переношенным на две недели, и пришлось стимулировать роды искусственно. Схватки были настолько мучительны, что Эллен впала в состояние послеродового шока. Но прошло больше года, прежде чем это выяснилось и ее начали лечить.
А тогда Люк, разумеется, представить
Но нет. Он даже не дал себе труда задуматься. Эллен вздохнула. Они тогда едва знали друг друга. Их брак был результатом стремительно вспыхнувшей страсти, порыв, заставивший их сбежать в Лондон, и именно такое начало только подтвердило мнение Люка о ней, когда она бросила Джемму.
— Что, черт возьми, ты делаешь? — спросил он, когда, придя домой, увидел чемодан Эллен у входа и услышал, как в комнате плачет Джемма.
— Ухожу, — только и могла выдавить Эллен. Ей отчаянно хотелось взять дочь на руки. Но она не решалась.
Люк нетерпеливо фыркнул и прошел мимо нее в комнату.
— Боже мой! — воскликнул он. — Она ведь вся мокрая! Чем ты занималась целый день? У нее уже опрелости!
— Я… я меняла… недавно! Кажется, сегодня… — Ее мысли путались, думать было трудно. — Я ходила в магазин. — Она указала на кучу пакетов, полных совершенно ненужной ей одежды. Она сама не знала, зачем вышла из дома, зачем пошла в магазин. Абсурд.
— В магазин?! — зарычал Люк. — Мы по уши в долгах, Эллен! Я работаю как вол, чтобы купить самое необходимое! Что ты со мной делаешь? Ты в первую очередь обязана думать о Джемме, а не о себе! Ты должна заботиться о ней, а она ползает одна по полу!
Нет. Нет, она не могла. Она ужасалась иногда возникавшему у нее желанию схватить Джемму и швырнуть ее о стену. Никто не понимал этого. Врач выписал ей успокаивающее и сказал, что она просто ведет себя как маленькая избалованная девочка. Очень может быть, что то же самое он передал и Люку!
— Я должна уехать! — хрипло пробормотала она, дрожа всем телом.
Он метнул на нее быстрый взгляд прищуренных глаз.
— Куда? Или ты хочешь сказать, — напряженно произнес он, — что решила навестить родителей? Они что, снова с тобой разговаривают?
Эллен облизнула пересохшие губы.
— Я… ухожу от тебя.
Он на несколько секунд замер. Джемма была уже переодета в сухое и тихо посапывала на руках у отца.
— Что я сделал? — севшим голосом спросил он. Несмотря на все его старания, голос дрожал.
— Ничего. Это я. Я не могу оставаться! — выпалила она. — Не могу больше этого выносить!
— Этого? Ты говоришь о Джемме? — побелев от гнева, крикнул он. Эллен кивнула. Да, она не могла оставаться из-за Джеммы. — Этого? Господи! Ты эгоистка, дрянь… — Он закрыл глаза. — Приди я позже, ты бросила бы ее здесь одну. Плачущую…
Она затрясла головой.
— Нет! Я ждала тебя!
— А ты не могла взять ее на руки.
Не в силах больше выдерживать его горький и тяжелый взгляд, Эллен отвернулась. Собрав все силы, она подняла с пола чемодан. Позади она услышала резкий шумный вздох и испуганно выпрямилась.
— Господи! Так ты… ты серьезно! — с ужасом выдохнул Люк.
— Да, — безучастно ответила она. — Я ухожу к родителям.
Люк положил Джемму в кроватку и двумя большими шагами очутился возле Эллен, всем телом излучая праведный гнев.
— Но почему?! — прорычал он. — Ладно, пусть ты бросаешь меня, разлюбила, пусть я тебе надоел. Это я могу понять, но как ты можешь бросить своего ребенка? — Онемев от боли, она смотрела, как он резким гневным жестом отбрасывает назад волосы. — Ну, скажи что-нибудь!
— Мне нечего говорить, — пробормотала она.
— Ты не можешь уйти! Ты нужна ей! — воскликнул он. — Она совсем слабенькая. Неужели тебе все равно? Неужели у тебя сердце не разрывается, когда она плачет? Неужели тебе ее даже не жалко? — с возрастающим гневом спрашивал Люк. — Что же ты за чудовище? Ты ведь почти не берешь ее на руки, не ласкаешь, не играешь с ней. Господи, Эллен, где же твое сердце, почему ты не любишь ее?
Она не могла ответить ни слова. Она ничего не знала. Ею владел всепоглощающий страх перед внезапными приступами помрачения рассудка. От этого она должна была оградить свою дочь. Чувствуя, что вот-вот зарыдает, Эллен стояла на подкашивающихся ногах и молилась, чтобы не упасть. Мысленно она уговаривала себя: я должна уйти. Ради Джеммы. Я должна уйти…
Люк видел только маску холодного равнодушия. Сверкая глазами, он грубо схватил Эллен за плечо. С минуту она вырывалась. Но Люк был сильнее, а у нее совсем не осталось сил.
— Беда в том, что ты привыкла быть папенькиной любимой доченькой! — с отвращением заключил он, отталкивая ее от себя. — Испытания — это не для тебя. Ты хочешь, чтобы тебя ласкали и лелеяли. Ты привыкла к богатству, а у нас нет ни гроша. И, наверное, уже жалеешь о вашем роскошном особняке. Рай в шалаше — это не то, о чем ты мечтала, да?
— Люк, прошу тебя… — прошептала она.
— Тебе все в жизни хочется получать на блюдечке с золотой каемочкой. А я могу предложить тебе только любовь и бедность! — прогремел он, едва сдерживаясь. — Тебе же этого мало, так? Ребенок только усугубил положение. Ты должна уделять ему больше внимания, чем себе. Слишком тяжело, не так ли?
Эллен только кивнула в ответ. Страх за ребенка и за себя — заставил ее промолчать. Она сходит с ума. Ее охватил ужас. Она не хотела попасть в какую-нибудь ужасную местную лечебницу. Помочь ей теперь мог только отец. Из гордости он никому не расскажет о ее помешательстве. Он найдет частного врача, который поможет, и, с горечью подумала Эллен, он будет даже рад ее слабости. Потом, она снова увидит маму, окажется в ее объятиях…