Пообещайте мне любовь
Шрифт:
— Во время этого развлечения вы будете отрезать от меня по кусочку? — вместо ответа поинтересовался Аймир, не особенно и шутя.
Криста ничего не стала отвечать, только усмехнулась. "Я садистка, да? Ну, вполне ожидаемо, вообще-то. Но я вменяемая садистка. Мне нравится ужас в его глазах, но я точно не хочу крови и дикой боли."
Аймир лежал на кровати в комнате, которая казалась ему роскошной после угла в общем бараке, и думал…
"Эта игра будет перед всеми? Впрочем, Кристиана сказала, что будут только девушки, ее подруги… и они ничего страшного со мной не сделают, ничего
А ведь я летел сюда с мыслью, что здесь и умру, и смерть лёгкой не будет. На самом деле, в тюрьме оставаться было не так страшно, как попасть к женщинам, которые имели все основания мстить. Но я, хотя в это никто бы не поверил, хотел, чтобы эта девочка, пережившая настоящий ужас, убила меня, сорвала зло, отомстила бы за всех замученных пиратами, и жила бы дальше. А на себе я крест поставил практически сразу.
Как знак каких-то богов, незадолго до этого нападения я слышал разговор наших, которые рассказывали, как пытали, издевались и насиловали женщин, которых они называли амазонками. Где это происходило и когда — я не понял, а уточнять не решился. Очень похоже, что речь шла как раз об уроженках Венги.
От этого рассказа мне, здоровенному мужику, захотелось или оглохнуть и потерять память, или убить тех людей голыми руками. Я впервые порадовался тому, что моя мама умерла сама, а не досталась уродам, напавшим на нас. А, может, я бы её защищал, и нас убили бы обоих, и все закончилось бы быстро.
И вот, буквально через несколько дней после этого разговора — пленники… И почему-то из всей толпы взгляд выхватил хрупкую черноволосую девушку, совсем не похожую на моих соотечественниц, какими я их помню… но что-то в ее глазах зацепило и заставило сделать невероятное предположение. В голове вовремя всплыла мысль о том, что я недавно работал, как зверь, расчищая завалы, и мне опрометчиво пообещали награду.
Моих настоящих мыслей никто не знает, и я понимаю, что могу сейчас увести девушку, и потом уже постараться спланировать побег. Даже если при этой попытке нас убьют, это не будет хуже той участи, которая уготована пленным, особенно молоденьким девушкам.
Снова чувствую жару и духоту каменного мешка, где собрали пленников, слышу ругань, крики, молитвы и их плач, и злорадный голос одного из командиров: "Куда пошел? Ты хочешь нас без развлечения оставить?"
И я понимаю, что либо я насилую девушку на виду у всех, чтобы не отдавать другим, либо убиваю ее, а потом пытаюсь прихватить на тот свет ещё кого-нибудь из бывших товарищей… просто потому, что не было возможности сразу оттуда сбежать, не было! Я уже столько раз прокручивал это в голове, и не видел выхода! Вмешательство полиции — это было просто как явление богов, может даже, полузабытой мною Матери Всего Сущего…
И эта сцена, когда я держу за руку девушку, старающуюся не показывать свой страх, и судорожно думаю, как же я должен поступить, слишком часто является мне в снах, только не эротических, а кошмарных…
Ничего этого не случилось; но я хочу дать девушке возможность отомстить, пережить, отпустить и забыть тот кусок жизни, пусть даже она сама мстить и не хотела. Может, дать ей возможность отомстить — это нужно больше мне, чем ей…"
Кристиана
Я начинаю понимать Хельгу. Все, что для этого надо было сделать — оторваться без тормозов с мужчиной. Правда, мое "без тормозов" мягче любого самого обычного развлечения
Бедный парень, он не ожидал… точнее, он ожидал от себя совсем другую реакцию. Он же, действительно, очень смелый, иначе не полез бы тогда, на Земле, выручать меня. Только их патриархальный мир, их выучка, привычки, его ожидание от меня "ужаса-ужаса" сыграли против него, а я заметила это слишком поздно. Его уже заранее начала бить внутренняя дрожь, хотя он явно надеялся, что со стороны не видно. И я снова попыталась дать ему выбор:
— Эй, ты можешь от всего отказаться. Подумай хорошо, хочешь ли ты остаться здесь — у тебя для этого есть законный месяц — а потом я отправлю тебе на другую планету, куда ты захочешь.
— Я не отказываюсь, госпожа, — Аймир тяжело сглотнул, но посмотрел на меня твердо и решительно. Ну, одно то, что слово "госпожа" он произносит совершенно легко и естественно, уже о многом говорит.
— Ну, что ж… Тогда сними рубашку. Будет унизительно, страшно, но я постараюсь не причинить тебе боль. Подумал?
— Да! — решительно, не давая себе передумать, ответил он.
Начиналось все легко и приятно: мой инопланетник полуодет: рубашки на нем нет, только штаны; на шее красуется пышный красный бант, а под ним ошейник; он стоит рядом со мной на четвереньках, а я держу в руке поводок, уходящий другим концом под бант на его шее. В таком виде мы возникает на пороге комнаты.
До этого девочек развлекал танцами Ильнар. Он выбежал из-за двери, сияя счастливой улыбкой, и затормозил, увидев меня; начал опускаться на колени, искоса бросая любопытные взгляды на необычный образ Аймира.
— Ты им понравился? — спрашиваю.
— Да! — счастливо отвечает он. Потом уточняет: — Надеюсь, госпожа.
— Ну, молодец. Я не сомневалась. Иди пока к себе.
"А у нас сейчас будет более экзотическое шоу", — продолжаю я про себя.
В гостях у меня Настя — всегда так сокращаю ее имя — та самая, из Дома которой родом Ильнар, и Кейтрин. Обе они любят развлечения интересные, но не слишком жестокие, поэтому мы давно дружим. Именно поэтому, кстати, потому что знают мои вкусы, они удивились моему появлению с мужчиной на поводке.
— Развлекаюсь, девочки. Инопланетник, девственник везде. Но он у меня не контрабандный, а вполне официальный, и калечить я его точно не планирую. Оцените: смелый мальчик, мог отказаться, но решил получить острые ощущения по-полной.
Указанный мальчик в это время, вполне возможно, клянет себя последними словами, но гордо молчит.
— Ух ты, как интересно! — замечает Кейти. — А где ты его взяла?
— Ну, где взяла — там уже нет, — туманно отвечаю я.
Раздеваться он стеснялся, а я уже позабыла, что так бывает. Героический стеснительный зайка, выше и массивнее меня раза в полтора, снявший штаны, стараясь, чтобы никто не заметил, что руки у него почти дрожат. Тут я с опозданием подумала, что надо было заниматься этим наедине, он бы меньше стеснялся — наверное, а я бы получила ещё больше удовольствия…
Он рожден на Венге, и кожа у него к солнечному свету привычная, легко схватывает загар; а после десятилетнего проживания в пустыне он очень смуглый, и краснеет под этой смуглой кожей так, как полыхают алые угольки в гаснущем костре.