Шрифт:
Глава 1
Ночью прогремел долгий, раскатистый гром, гулким эхом пронесшийся по излучине уральской реки Велька, потом долго гулявший между темных квадратов спящих пятиэтажек. Стаи ворон с хриплым карканьем поднялись ввысь и закружились над домами, а небо осветили таинственные всполохи, схожие с слабыми зарницами северного сияния. Уличные фонари погасли, чтобы через пару секунд загореться вновь. Город не обратил на это внимания, он спал, лишь дежурный муниципального управления ГОЧС с телефонной трубкой в руке заполошно выскочил из полуподвала, где располагалось учреждение, на улицу. Тишина, ночь, пронзительно-яркие звезды отразились в первых весенних лужах. В домах напротив загорелись окна, там тоже услышали необычный звук. Несколько минут дежурный с озадаченным выражением лица озирался по сторонам, пытаясь понять,
Иван Савелович поднялся, когда на улице еще царила предутренняя темнота. Ночью он спал плохо, болел застарелый гастрит, да еще на улице под утро что-то бахнуло, некстати разбудив, поэтому встал мужчина со скверным настроением и гудящей головой. Наскоро умывшись, проглотил таблетку от желудка и перекусив, извлеченными из старенького холодильника остатками вчерашнего ужина, угрюмо поплелся на соседнюю улицу, где стоял его гараж. Включив для разогрева двигатель стареньких жигулей, вышел на улицу. Небо на горизонте потихоньку начало розоветь, пахло весной и сыростью. Запахнув получше потертую куртку и облокотившись на железную стенку гаража, закурил первую, самую вкусную сигарету. Рефлекторно зевнув, посетовал про себя: 'чертова баба, не могла на попозже купить билет на самолет! Вставай тут не свет не заря!'. Иван Савелович уже шестой год как получал пенсию и успел забыть, что это такое, вставать с утра на работу, а тут жена с ее дурацкой поездкой в гости к сыну. Словно нельзя взять билеты на попозже!
Когда старенькая машина, поскрипывая разболтанным кузовом, подъехала к крыльцу пятиэтажки, жена, разодетая в лучший парадно-разъездной костюм, уже стояла на улице и суетливо оглядывалась по сторонам. Выйдя из автомобиля, Иван Савелович молча чмокнул ее в щеку, слегка оцарапав небритым подбородком. Супруга оценивающе глянула ему в лицо и сказала с легким упреком:
– А ты небритый!
– Мужчине свойственно быть небритым с утра, -ворчливо ответил Иван Савелович и забросив тяжелую сумку в багажник, сел в машину.
– Мог бы и побриться для меня!
Женщина села на заднее сидение, машина неторопливо тронулась, а мужчина, не поворачиваясь, проворчал в ответ:
– Ага! Счас! Только шнурки поглажу!
Жена обидчиво фыркнула, но не стала с утра нагнетать атмосферу, открыла дамскую сумочку, вытащила телефон и уткнулась в экран. Вскоре и это ей надоело и женщина, откинувшись на сидение, прикрыла глаза. Старик включил радио, забытый певец проникновенно пел о любви до гроба:
И было ей семьдесят шесть, когда ее самой не стало. Нет, не страшила ее смерть, скорей, она о ней мечтала: бывало, знаете ли, сядет у окна, и смотрит-смотрит-смотрит в небо синее - дескать, когда умру, я встречу его там....Старик покосился на супругу, слегка поморщился и сделал звук по тише. Через пару минут мимо промелькнули последние спящие пятиэтажки, затем за ними потянулись каменные и кирпичные дома частного сектора. Наконец машина вырвалась на шоссе, ведущее к областному центру. Супруга Ивана Савеловича успела мирно задремать, когда пронзительно взвизгнули тормоза, силой инерцией женщину толкнуло вперед, а машина резко остановилась,
– Ты что?
– визгливо воскликнула проснувшаяся женщина, -смерти моей хочешь? Кто так останавливается?
Несколько секунд Иван Савелович молчал, напряженно разглядывая что-то впереди, затем повернулся к жене и ткнул пальцем:
– Смотри!
Женщина перевела взгляд на лобовое стекло и пораженно охнула. Рассеянный свет фар освещал невозможную картину. Впереди вместо асфальта федеральной трассы простиралась поросшая сухим ковылем степь, лишь кое-где сверкали грязные, еще не растаявшие весенние сугробы. Она повернула голову. В десятке метров позади блестел мокрый асфальт, а дальше две шеренги ярких фонарей. 'Да нет, это же...Да как же это может...'-заметались мысли у нее в голове, -'Мы сто раз проезжали здесь!..'
– А где...дорога? Почему мы едем по полю?
– слегка дрогнувшим голосом обратилась женщина к мужу.
– А я откуда знаю!
– проворчал покраснев, как варёный рак мужчина, -сам ничего не понимаю!
– Ты куда меня завез, старый черт! Я что по твоей милости должна опоздать на самолет?
– накинулась на мужа, вообразившая себе невесть что женщина.
– Да ты что! Я...-растерянным голосом попытался оправдаться Иван Савелович, но женщина подняла сумочку и изо всех сил ударила его по голове и, если бы мужчина в последний момент не прикрылся рукой, хорошая шишка была ему обеспечена.
– Ой, -тоненько вскрикнул мужчина.
– Вези меня в аэропорт!
– вновь взвизгнула супруга.
– Да ты что! Я тебя вез как всегда в областной центр! С ума сошла? Чего дерешься?
– Где дорога?
– иерихонской трубой взревела жена, не обращая внимания на возмущение супруга.
– Не знаю, -вжался в кресло Иван Савелович, -я ехал как всегда и вдруг, раз и дорога исчезла!
– А где она?
– снова пронзительно рявкнула обескураженная и одновременно разозленная супруга, -ищи ее!
Иван Савелович крякнул от досады. Чертова баба, подумал он. Спорить он не решился, осторожно потер принявшее удар предплечье, молча провернул ключ зажигания. Машина негромко загудела и, осторожно объезжая не растаявшие сугробы, потихоньку двинулась вперед по весенней степи. Спустя несколько минут даже супруге Ивана Савеловича стало понятно, что таким образом они некуда не приедут и лишь рискуют заблудится и необходимо возвращаться на шоссе. Женщина уже хотела сказать об этом супругу, когда в неярком свете фар впереди показалась странная фигура. На невысоком лохматом коне сидел одетый в рваный халат старик со сморщенным лицом. В руках он сжимал туго натянутый лук.
Я смогу спросить у него дорогу, подумал Иван Савелович и нажал на тормоз, намереваясь остановиться, напротив. Лошадь пугливо попятилась, а старик испуганно взвизгнул и, прокричал что-то невнятное. Пронзительно тренькнула спускаемая тетива. С жалобным дзиньканьем на переднем стекле автомобиля появилось круглое отверстие, с сеточкой трещин вокруг, что-то пронзительно свистнуло около уха водителя, острый осколок порезал руки в нескольких местах. Позади раздался женский крик, полный ужаса и боли. Мужчина не всегда был подкаблучником, покорно принимающим от жены тумаки. В юности и в армейской молодости он был горяч, несдержан и скор на расправу с обидчиками. Старые шрамы на лбу и груди со всей бесспорностью свидетельствовали об этом. Это затем, женитьба и полунищая жизнь надломили его, но видимо еще что-то осталось от прежнего бесшабашного и скорого на ответ Ваньки. Тело среагировало самостоятельно. Нажатие на педаль, переключение передачи и газу! Газу! Сердце бешено стучало в груди, а в голове билась единственная мысль, -'Только бы автомобиль не заглох и не въехал в яму!'. Машина словно подстреленная антилопа, скакнула назад и помчалась задом с каждой секундой набирая скорость. Вновь что вжикнуло совсем рядом, огнем опалило ухо. Мужчина скосил взгляд. Вплотную к голове еще трепетало оперение, наполовину пробившей кресло стрелы. Надрывный крик на заднем сидении стал немного по тише, перейдя в, полные страдания прерывистый стон.