Шрифт:
Глава 1
— Прощай, Виолетта!
Голос мужчины, такой мрачный, такой суровый… Он стоит поодаль, опустив плечи. Одна рука покоится на эфесе меча, выглядывающего из-под широкого плаща. Его прекрасные глаза, цвета весенней зелени, сейчас холодны и похожи на грозовые тучи: в зрачках то и дело вспыхивают молнии.
Я невольно сжимаюсь. Так и кажется, что эти искры сейчас прожгут меня насквозь.
— Я не хочу прощаться, — выдавливаю из сведенного спазмом горла, а слезы текут по щекам и капают с подбородка. — Пожалуйста, дорогой!
Я бросаюсь к любимому, протягиваю руки, пытаясь схватиться за плащ, чтобы притянуть его к себе, но он словно стальным кольцом сжимает мои запястья и отталкивает. А потом, будто испугавшись, что я опять посягну на его драгоценное тело, делает шаг назад и выставляет перед собой ладонь: держись подальше от моей территории.
— Ты не можешь остаться! В стране идет война. Как только враги узнают, что ты жива, сразу на тебя начнут охоту.
— А если ты пойдешь со мной?
— Я не могу все бросить!
— Но почему?
— Мы люди разных миров. Иди к себе, Виолетта.
— Еще секундочку… Один миг… Подойди ближе… Дай мне наглядеться на тебя, — уже в голос плачу и умоляю я. — Пожалуйста!
— Нет! Прощай, Виолетта!
Я проснулась с криком и сначала не поняла, где нахожусь и что со мной. Потом открыла глаза и облегченно вздохнула: я дома, на своей кровати, а сквозь любимые нежно-кремовые шторы пробиваются лучи утреннего солнца. Быстрый взгляд на часы: половина седьмого, еще рано, можно поваляться.
Это всего лишь сон. Но лицо и подушка в слезах. Я опять плакала.
Вот уже полгода я вижу один и тот же странный сон. Силуэт мужчины скрыт под складками темного плаща, с одной стороны оттопыренного мечом. Я не помню его имени, вижу только прозрачные зеленые глаза, а над бровями — черные точки татуировки. Хотя… даже не знаю. Может быть, это обычные родинки, расположившиеся полукругом.
Иногда мужчина обнимает меня, и я вдыхаю его ни с чем не сравнимый запах, отчего кружится голова, путаются мысли и жар поднимается от кончиков пальцев к корням волос. Но чаще, как сегодня, этот человек стоит на расстоянии нескольких шагов и не подпускает меня ближе.
Кто он? Как связаны наши жизни? Где я его видела? Раз за разом задавала я себе вопросы, на которые не знала ответа.
Кот мягко запрыгнул на кровать и посмотрел на меня умным, оранжевым, как апельсин, левым глазом. Правый почти полностью закрывало веко, только снизу виднелась голубая полоска. Мой красавчик Стейк, отбитый полгода назад от собак моей мамой, имел полную гетерохромию радужек. Но после полученной травмы он не мог смотреть голубым глазом и казался похожим на раненого пирата.
— Травматический птоз, — сказал мне ветеринар, когда я обратилась в клинику за помощью, — это, дорогая хозяйка, не лечится.
— Ничего этот дядька не понимает! — убеждала я себя, направляясь на такси к следующему доктору.
Но
— Что за люди пошли! Если завели домашнее животное, следить за ним надо! — ворчал ветеринар, сердито заполняя карту приема. — Бедный кот! Уха нет, нога после перелома неправильно срослась, глаз закрыт веком. Как же вы довели своего питомца до такого состояния?
Вот это я сказать заботливому и сердитому доктору не могла: совершенно не помнила, в какой переплет мы попали. И до сих пор не знаю. Мозг заблокировал воспоминания о моменте трагедии.
Нас со Стейком обнаружила в пустом мусорном контейнере соседская бабулька. Что мы там делали, я совершенно не понимала. Я смотрела на высившиеся над головой дома родного спального района, твердо знала, что я в Москве, но как оказалась внутри мусорного ящика, не помнила.
Вдруг острое чувство одиночества сдавило мою грудь. Душа рвалась на части, и до крика хотелось куда-то бежать. Но куда? Зачем? Разумом я понимала, что со мной что-то случилось. Только что?
Стейк был сильно ранен и потрепан, но я совершенно точно помню, что еще вчера он был крепким и здоровым котом. На мне красовался странный наряд, никак не соответствующий осенней погоде. Откуда ввзялась эта одежда?
Баба Маня, охая и сокрушаясь о современной бестолковой молодежи, помогла нам выбраться и проводила к дому. Я беспрестанно спотыкалась и наступала на подол длинной юбки, и, пока мы дошли до квартиры, промерзла и промокла насквозь. Тонкая белая рубашка не спасала ни от холода, ни от дождя, в результате я тряслась, как лист на ветру, и щелкала зубами.
— Придешь домой, прими ванну, — окинула меня жалостливым взглядом соседка, — Не то заболеешь. И где такой наряд откопала? В кино, что ли, снимаешься? Или как?
— Н-не з-знаю, — заикалась я, обнимая себя руками.
Добрая женщина сняла куртку и накинула мне на плечи.
— Давай ключи.
Но ключей у меня не было. Хорошо, что в руке я сжимала телефон. Баба Маня позвонила моей маме. Пока мы ее ждали, я глупо смотрела на экран: девять часов вечера. Зачем так поздно я вышла полуголая из дома? И где откопала этот наряд?
Стоп! Я в восемь часов вышла искать сбежавшего Стейка. На мне был надет спортивный костюм, а сейчас странное платье. Что случилось за тот час, что выпал из памяти, оставалось загадкой, но и думать совершенно не хотелось. Я мечтала оказаться в теплой ванне со стаканом глинтвейна в руке.
Мама приехала и, охая и ахая, впустила нас со Стейком домой.
— Господи, Вита, что с тобой случилось? — причитала она, хлопоча надо мной. — На тебе лица нет.
Я подошла к зеркалу. Лицо было на месте, но бледное, с провалившимися щеками и темными пятнами вокруг глаз. Доходяга, да и только! Ничего не осталось от моих почти девяноста ни сверху, ни снизу. Как я умудрилась так похудеть за час?