Попаданка по имени Счастье
Шрифт:
Мягкий, но звучный «бабах». Спрыгнул с кровати, кажется. Идет к двери. Лена, держась за стену, чтобы не упасть в темноте, пошла к лестнице.
Идет следом, судя по дрожанию пола.
Лена доходит до поворота.
Внизу лестницы вспыхивает два огонька, два желтых глаза. Бледный лунный свет скользит по серебристой шерсти, по жемчужному перламутру оскаленных клыков…
— Угр-рр…
Тяжелые лапы мягко отталкиваются от ступеней. Серебряное тело растягивается в полете. В желтых глазах беспощадное хищное предвкушение.
Огромное кошачье плечо решительно оттирает ее в сторону. Прыгнувшего зверя сбивает с лестницы гораздо более мощная лапа. По сравнению с «Елениным» котом нападающий худой и маленький. Упав, он тут же вскакивает на лапы, смотрит на Лениного заступника удивленно и жалобно, злобное рычание переходит в скулеж. «Еленин» кот бережно берет руку девушки в пасть тянет от лестницы. Ошеломленная, Лена покорно плетется следом, но перед дверью своей комнаты останавливается:
— Уходи! И никогда больше не приходи! Никогда, слышишь?!
Беглянка
— Плохо выглядишь. Заболела, чтоль? — сочувственно осведомилась кухарка.
— Слушай, мне очень плохо, я правда не смогу в таком состоянии работать. Можно, я сегодня отлежусь у себя?!
— Ох. Да это не ко мне, это к госпоже. Это она у нас дозволяет. Мне то что, лежи. Все хворые, все болеют, скоро одна буду на весь замок, всех лежебок кормить…
Госпожу Рузаму Елена нашла по голосу. Клыкастая что-то очень зло выговаривала горничной. Зыркнула на Лену:
— А, иномирянка! Заходи, заходи.
Лена повторила просьбу. В другой жизни в таком состоянии любого начальника она бы просто поставила перед фактом: работать не смогу. Кто такая эта тетка, с которой Лена, между прочим, никакого контракта не заключала и законной зарплаты даже еще не увидела, чтобы у нее — просить?
Улыбается, показывая клыки.
— Видишь ли, милочка, северный край — не для нежных цветов. К тому же я не вижу, чтобы ты была серьезно больна. У нас здесь принято отрабатывать сьеденный хлеб, а не нежиться в постелях. Если же тебе не нравятся наши обычаи, ты вольна покинуть этот дом. Не держим.
— Хорошо, — сказала Лена отрывисто.
— Нет, постой. Еще кое что… — Рузама задумчиво крутила на пальце перстень с синим камнем, будто подыскивая слова. — Видишь ли… Возможно, в твоем мире нравы достаточно вольны… но у нас девичья честь ценится очень высоко и я… не намерена терпеть в своем доме… разврат.
— Рада за вас.
— Рада? Я бы не радовалась на твоем месте. Куда ты шла этой ночью?
— Я спала этой ночью в своей комнате.
— Не лги мне!!! — от ее вопля задребезжал стеклянный графин на столе. Лена подскочила от неожиданности.
— Я не допущу, чтобы под крышей моего дома цвела распущенность! Ты забираешь свои вещи из господской спальни и переезжаешь
Дальше Лена не стала слушать, бросилась к двери. Та распахнулась навстречу и девушка нос к носу столкнулась с Аталей.
Щеку белокурой красавицы рассекало три свежих, ярко-красных, набухших, узких шрама.
Как след от чьей-то когтистой лапы…
Клыкастая с такой ненавистью глянула на Елену, что девушка подумала, она сейчас набросится с кулаками. Но Аталя сдержалась. Задрав подбородок, гордо проплыла мимо, к матери.
***
Весь мир одинаково бел, и неведомо, в какую сторону надобно ехать, чтобы добраться до Темного Замка. Разумнее всего, конечно, было бы дождаться весны, того времени, когда снега растают, дороги подсушатся, разузнать все-все-все про «сердце Тьмы», про патрули и дозорных крепости, найти способ выкрасть лошадь…
Но в этом чертовом замке есть шанс до весны не дожить. Когда грипп, надо пить таблетки, а не плескаться в ледяной воде целый день. Лена чувствовала, что тридцать девять у нее точно есть, а может, и все сорок. На кухню так и не пошла, заперлась в своей комнате. И князь и шаман нашли в ней Тьму. Должен же быть с этой находки какой-нибудь прок?
Сесть в позу лотоса. Как же кружится и болит голова… Слушаем дыхание, ищем тьму, тьма — это хорошо, когда воспаленные глаза так режет дневной свет и башка раскалывается…
«Иди. Я подскажу тебе дорогу» — сказал голос.
— Здравствуй, галлюцинация, — сказала Елена.
***
«Здравствуй, Счастье.»
В черном зале черного замка на столике из черненного серебра на дне круглодонной колбы с узким горлышком, непонятно, как туда внутрь попавшее, билось сердце. Оно было вовсе не черным, а нездорового синюшно-фиолетового оттенка, и не столько билось, сколько чавкало в маленькой лужице крови, скопившейся на донышке.
«Почему вы все называете меня Счастьем?»
«Потому что ты и есть Счастье. Тысячу лет я просил Тьму об избавлении, и наконец она прислала мне тебя.»
«Но разве Тьма может дать счастье?»
Голос в голове Елены казался столь же больным и усталым, как трепещущее в колбе сердце.
«Что, по твоему, Тьма?»
«Зло?»
«Зло — человеческое понятие. Для вселенной нет зла, но есть равновесие. Справедливость. За все нужно платить. Отдать ровным счетом столько, сколько взял. За жизнь платят смертью. За любовь — разлукой. Шаман Ирбисов, старый хитрец, всю жизнь отдал аскезе и под старость взял, как плату, могущество. Та сила, которую ты заработал сам — светлая сила. Но, знаешь, я хотел быстрее. Как и все, кто приходит ко мне сейчас. Хотел силу авансом. И я взял ее — законы вселенной этого не запрещают. Много взял — мне никто не запрещал, океаны силы взял.