Попадос и два ствола 3
Шрифт:
Подъем не слишком крут, но все же это совсем не стадион и даже не равнина — на мировой рекорд не разбежишься. Ну, а пространство перед седловиной, соединяющей оба «горба», щедро изрыто ямами-ловушками, которые с самого начала осады нарыли поселковые, именно на случай ночных атак. Ямы небольшие и неглубокие, но коварные своей незаметностью. Влетишь в такую на бегу и, скорее всего, выхватишь если не перелом голени или стопы, так почти гарантированный вывих или растяжение…
Несмотря на активный огонь — солдаты противника почти
Ну, бл@дь и чего командир тянет-то? Срезом ствола прямо в мясо упереться желает, что ли? Это такой у него рубеж открытия огня?!
Да и придурок Жора, видать, решил ждать, пока капитан первым не откроет сезон охоты.
А может у них с пулеметами что случилось?
— Витя, мля!? Чего ж…
— Глохни!
Я только и успеваю покоситься в сторону злобно взрыкнувшего капитана, как его ПКМ разродился-таки короткой очередью на три патрона. Еще одной такой же. А еще через секунду пулемет Виктора застучал на полную мощь.
Его сердитую басистую скороговорку тут же подхватывает Жорин машинган* с соседней вершины. Карабины, словно свора собак, заметно осмелевшими голосами, с радостной готовностью подгавкивают вожакам-пулеметам.
Сквозь дикий грохот с трудом, но разбираю, что далеко за спиной, к работе наших двух пулеметов, активно подключился их брат близнец в руках завхоза.
Ух! Ну, всё -пошла работа!
Добро пожаловать в ад!
…Первые несколько секунд на поле боя ничего не меняется. Корейцы всё так же лезут по склону, стремясь подобраться к нам на один, последний и решающий бросок. Их лица белеют совсем рядом.
На какое-то мгновенье я даже почти поддаюсь панике.
Где нож — на месте!?
Да эти гуки, чего — совсем отбитые?!
Приказать биатлонистке отходить? Как же — уйдет она!
Между лопаток пулей сквозит ледяной ветерок. Однако, руки знают свое дело и продолжают вести огонь по врагу. Кажется, уже почти в упор.
Да мать же вашу раскосую!
…Неизбежное осознание катастрофы накрывает азиатов одномоментно.
Солдаты противника почти синхронно попадали и вжались в землю, но не пролежав и трех секунд, почти сразу раздуплились и побежали! Лавиной из множества тел стремительно понеслись вниз по склону, откуда только что, так бодро и упрямо перли вверх.
Кто-то падает сбитой кеглей и продолжает дальнейший путь к подножью кувырком.
Кто-то замирает без движения.
Основная же масса — несется вприпрыжку, не разбирая пути. Буквально горохом сыплется. Толкаясь, врезаясь друг в дружку, запинаясь о тела под ногами, падая, вскакивая, снова падая, спотыкаясь и хромая.
Даже не думая оборачиваться и пытаться отстреливаться и уж тем более — попробовать закрепиться хоть на каком-нибудь рубеже внизу.
Щедро сеющие смерть пулеметы вселили-таки в азиатские души шок и трепет!
Не то, войдя в раж, не то, чтобы доставать убегающих корейцев по максимуму, Витя вскакивает и широко уперевшись ногами в землю, начинает строчить им вслед недлинными очередями, по три-пять, а то и семь патронов.
Правда, быстро приходит в себя, ибо, как он сам и объяснял Джорджу — реальный настрел ствола у ПКМа около двенадцати с половиной — пятнадцати тысяч выстрелов. Так что, этот драгоценный ресурс очень нужно экономить. Большой вопрос — дадут ли небесные раздварасы, когда-нибудь нам еще стволы, на смену расстрелянным...
Через минуту все было кончено. Волна схлынула и откатилась в предрассветную серую муть. Как и не было. Оставив после себя на склоне человеческие тела — мертвые и еще корчащиеся от боли. Словно жалкие обломки внезапного кораблекрушения, выброшенные на берег.
В контратаку мы не пойдем. Заранее решили. Своих людей в размен с корейцами гробить не станем.
Внезапно доходит, что в горячке боя, я совершенно упустил момент, в который прекратилась стрельба с западного направления.
Спрашиваю у командира.
— Да, там тоже затащили. Гуки еще раньше, чем здесь, побежали, — сообщает капитан, — Ты чего, рацию отключил? Все путем, Кот! Все — как надо. Мы победили.
Киваю и оглядевшись вокруг, поднимаю выпавший наушник. Поочередно прикладываюсь к обеим флягам. Остатки воды выливаю на и без того мокрую голову. Странно, что от нее пар не пошел. Там внутри все кипит, как в котле паровозном.
В избытке чувств звонко шлепаю Аньку по поджарой и крепкой заднице. Девчонка радостно взвизгивает и соблазнительно выгибает спину, приглашая на этом не останавливаться. Ух, сейчас бы отвести эту сеньориту куда-нибудь вниз к речке… однако, хорошего помаленьку. Ближайшие к нам бойцы и так оглядываются…
— Всё! Миру — мир, солдату — дембель! Прямо по красоте разложили на пазлы азиатов, — усаживается в росистую траву отставной капитан.
— Угу, — киваю я, — Как думаешь — на сколько касок мы их подсократили?
— Сейчас посчитаем, — и уже в рацию добавляет, — Командиры подразделений, доложить о потерях в личном составе.
Через минуту получаем радостный доклад. Потерь нет! Совсем!
Не считать же за таковые два легких ранения в плечо и руку и вскользь прошедшую пулю, поцарапавшую кожу черепа одного из наших бойцов.
Зато болезненные стоны и хрипение раненых и умирающих гуков несутся снизу веселой музыкой! Да, именно так! Ну, а как еще? Может пожалеть страдальцев? А с какого такого перепугу? Чай, не на литературной вечеринке встретились. И на их месте сейчас запросто могли оказаться мы сами.
Ведь чем враги отличаются от репчатого лука?
Лук режем — плачем. Ну, а с врагами немного другая история.
Шумно выдохнув, отставной капитан Витя Рудаев злорадно и демонически хохочет.
— Вот мы их умыли, Кот! Причесали, как в лучшем салоне!