Поправка-22
Шрифт:
— Да, сэр, — осторожно согласился Йоссариан. — По-видимому, вы правы.
— Не по-видимому, а совершенно точно. У вас нет способности к адаптации. Вы не сумели адаптироваться к войне.
— Вы правы, сэр.
— У вас патологически выраженный страх смерти и маниакальная ненависть к реальному бытию. Вы, насколько я понимаю, отвергаете военную реальность и тот факт, что вас могут в любую секунду убить.
— Не просто отвергаю, а отвергаю с яростью, сэр.
— У вас ажитированная тревога и болезненное желание выжить. Вы не любите нуворишей и неофитов, святых и святош, громил и проныр, сумасшедших,
— Сознательная, сэр, исключительно сознательная. Я ненавижу их вполне осознанно.
— Вы страдаете гипертрофированным отвращением к возможности быть ограбленным, обобранным, обманутым и униженным. Нищета вас угнетает. Коррупция возмущает. Невежество ужасает. Насилие оскорбляет. Жадность отвращает. Гонения подавляют. Трущобы удручают. Преступления терзают. Словом, нормальная жизнь вызывает у вас депрессивное состояние. И я ничуть не удивлюсь, если выяснится, что вы страдаете маниакально-депрессивным психозом.
— Возможно, так оно и есть, сэр.
— Не пытайтесь это опровергать.
— Я и не пытаюсь, сэр, — сказал Йоссариан, обрадованный сверх всякой меры их удивительным взаимопониманием.
— Значит, вы признаете, что вы псих?
— Псих? — возмутился Йоссариан. — Это о чем же вы толкуете, сэр? Выходит, я, по-вашему, спятил? Нет уж, сэр, если кто-нибудь из нас двоих псих, так это, безусловно, вы.
Майор Сэндерсон опять побагровел и долбанул себя обоими кулаками по бедрам.
— Вот-вот, вам диктуют ваши слова садистский комплекс и осложненный параноидной реакцией депрессивный психоз! — брызжа слюной, завопил он. — Вы законченный псих!
— А тогда почему же вы не отсылаете меня домой?
— Отошлю, не беспокойтесь!
— Меня отсылают домой! — ликующе объявил, дохромав до палаты, Йоссариан.
— Меня тоже! — радостно сообщил ему Э. Фортиори. — Мне только что об этом сказали.
— А меня? — нахально спросил у врачей Дэнбар.
— Вас? — безжалостно переспросили врачи. — Вас отправят вместе с Йоссарианом. Обратно в полк.
И отправили их обратно в полк. Взбешенный Йоссариан сразу же приковылял за справедливостью к доктору Дейнике, который мрачно посмотрел на него с презрением и печалью.
— Несправедливо? — в гневном раздражении воскликнул он, и яйцеподобные мешки у него под глазами укоряюще набрякли — Вечно ты думаешь только о себе. А пойди-ка вот посмотри, что произошло с линией фронта, пока ты отлеживался в госпитале.
— Мы отступаем? — испуганно спросил Йоссариан.
— Отступаем? — горестно вскричал доктор Дейника. — Да с тех пор, как мы захватили Париж, все, к чертовой матери, рушится! А впрочем, я-то заранее это предвидел. — Он умолк, и его мрачное уныние преобразилось в черную меланхолию, а брови страдальчески сошлись к переносице, словно бы немо обвиняя Йоссариана в грязном предательстве. — Американские войска вступили на германскую территорию. Русские заняли Румынию. Греки из Восьмой армии захватили Римини. Немцы на всех фронтах перешли к пассивной обороне. — Доктор Дейника опять умолк и подкрепил свои горестные сетования глубоким вздохом. — У них нет больше авиации! — простонал он. Его глаза увлажнились от непролитых слез. — Готская линия того и гляди будет разодрана в клочья.
— Понятно, — сказал Йоссариан. — И что же тут плохого?
— Что тут плохого? — слезливо воскликнул доктор Дейника. — Да ведь, если положение в ближайшее время не изменится, Германия может капитулировать! И нас всех пошлют на Тихий океан.
— Ты что — спятил? — очумело вытаращив глаза, спросил Йоссариан. — Ты хоть сам-то понимаешь, о чем лопочешь?
— Тебе хорошо смеяться! — криво осклабился, чтобы не разрыдаться, доктор Дейника.
— Какой уж там, к чертовой матери, смех!
— У тебя все же есть надежда с этим разделаться. Ты полетишь на бомбардировку, и тебя, возможно, собьют. А каково мне? У меня нет ни малейшей надежды спастись!
— Совсем одурел! — яростно вскричал Йоссариан и ухватил его за ворот рубахи. — А коли одурел, так слушай! Заткни свое идиотское хайло и слушай, что я тебе скажу!
— Не смей так со мной разговаривать! — заголосил, вырываясь, доктор Дейника. — Я дипломированный врач!
— Стало быть, заткни свое дурацкое дипломированное врачебное хайло и слушай, что мне сказали в госпитале! Я псих. Понимаешь? Псих!
— Ну и что?
— Настоящий псих.
— Ну и что?
— Я тронутый. Чокнутый. Понимаешь? Помешанный. Но вместо меня послали домой другого — по ошибке. В госпитале есть дипломированный психиатр, и он осмотрел меня и поставил официальный диагноз. Я действительно сумасшедший!
— Ну и что?
— Как это ну и что? — Йоссариана сбивала с толку непонятливость доктора Дейники. — Теперь же все очень просто! Теперь ты можешь безбоязненно освободить меня от полетов и отправить домой. Не пошлют же они психа на убой?
— Так нормальный-то разве согласится, чтоб его послали на убой?
Глава двадцать восьмая
ДОББЗ
Маквот, впрочем, согласился, а Маквот психом не был. Согласился и Йоссариан, хотя к израненной психике у него теперь прибавилась еще и рана на ноге; но когда, согласившись два раза, он узнал, что ему грозит, судя по слухам, повторная бомбардировка Болоньи, он решительно приковылял однажды под вечер туда, где стояла палатка Доббза, вошел в нее, прижал палец к губам и осторожно прошипел:
— Тссс!
— Чего это ты тсыкаешь? — спросил его Кроха Сэмпсон, который чистил передними зубами мандарин, а правой рукой листал книгу комиксов. — Мы же оба молчим.
— Сгинь, гнида, — указав большим пальцем через плечо на вход, скомандовал ему Йоссариан.
Кроха Сэмпсон понимающе вздернул свои белесые брови, так что каждая переломилась в середине наподобие островерхой крыши, неспешно встал, со свистом дунул четыре раза в свои вислые прокуренные усы, послушно вышел из палатки и умчался на зеленоватом раскореженном мотоцикле, который он приобрел по случаю у перекупщика несколько месяцев назад. Йоссариан терпеливо молчал, обшаривая взглядом палатку, пока рев мотора окончательно не заглох. Палатка показалась ему какой-то странно нежилой. В ней было слишком чисто и пусто. Доббз курил толстую сигару и посматривал на Йоссариана со спокойным любопытством. Теперь, когда Йоссариан окончательно решился быть смелым, его донимал смертельный страх.