Поправка за поправкой
Шрифт:
Переведясь в Нью-Йоркский университет, Хеллер прослушал курс писательского мастерства, который вел Морис Боден.
Не проходило почти ни единого буднего дня без того, чтобы почтальон не приносил на угол Двадцатой Западной и Семьдесят шестой улиц несколько моих желтых конвертов с почтовыми штемпелями, с написанным мной самим обратным адресом и стандартным бланком отказа от рукописи. В то время «Нью-йоркер» использовал редакционную процедуру, столь же эффективную, сколь великолепным было содержание каждого номера этого журнала. Я говорил в шутку, особого преувеличения в ней не было, что рассказ, отправленный мною в «Нью-йоркер» утренней почтой, возвращается ко мне с лаконичным и презрительным бланком отказа вечерней почтой того же дня.
Во второй или третий семестр, проведенный мной с Боденом — после второго я зачет сдавать не пошел и остался на третий, поскольку хотел поработать с ним подольше, — он отобрал четыре моих
От Бодена я всегда получал одно замечание независимо от того, хвалил он очередной рассказ или критиковал: в начале я слишком долго развожу пары, затягивая вступление, словно мне неохота двигаться дальше — переходить к тому, что у меня на уме. Эта странность, возможно даже — психический изъян, сохранилась у меня и поныне. Я в строжайшей тайне размышлял о ней (то есть строжайшей тайной мои размышления были до настоящего времени) и пришел к выводу, что это мое свойство можно по всей справедливости назвать анальной прижимистостью.
На полях одного моего написанного в колледже рассказа, «Снежная крепость», Боден написал: «Почему бы вам не начать его прямо с первой строки четвертой страницы?» И велел именно так и поступить, когда я буду читать рассказ вслух перед нашей группой. Получилось, к моему смешанному с благодарностью удивлению, совсем неплохо, и, печатая на машинке чистовой экземпляр, я с этой самой четвертой страницы и начал.
Измененный таким образом рассказ я послал в отдел беллетристики журнала «Атлантик мансли» и получил оттуда отказ, но с адресованным мне письмом от женщины-редактора, подписавшей его своим именем и, насколько я ее понял, намекавшей, что, если я произведу в рассказе кое-какие мелкие изменения и пришлю его еще раз, он, возможно, и будет принят. (Жаль, что она не предложила сделать еще одно изменение, поскольку выбор Чосера в любимые писатели восточноевропейского иммигранта, вынужденного распродавать свои книги, ныне коробит меня вопиющим неправдоподобием.) Я произвел переделки, кое-что исправил, кое-что восстановил (я любил советы текстового характера тогда и люблю их поныне), послал переправленную рукопись прямо той женщине, и «Атлантик мансли» принял рассказ для публикации в рубрике «Дебют в „Атлантик“». Кстати сказать, в том же номере журнала и в той же рубрике был напечатан рассказ столь же молодого Джеймса Джонса. (Ни мне, ни ему не улыбнулась еще одна удача — мы не получили присуждавшуюся каждые полгода премию за лучший дебют в этом журнале.) Зато я получил двести пятьдесят долларов. Обзаведясь, таким образом, связями в «Атлантик», я не сомневался, что рано или поздно мне удастся напечатать в нем еще что-нибудь. Так оно и случилось. Этот второй рассказ принес мне всего двести долларов, поскольку он был короче первого и не так хорош (собственно говоря, хорош он и вовсе не был) [1] .
1
«Типчик по кличке Флейтист».
Примерно такая же история произошла у меня с благожелательным редактором журнала «Эсквайр», в конце концов открывшим мне свое имя — Джордж Уисвелл, — до этого я знал его лишь по инициалам, которыми подписывались ободряющие карандашные записки, прилагавшиеся к формальным отказам. В конце концов он отверг один из моих рассказов с сожалением, посетовав на некий недочет не то в мотивации поступков героя рассказа, не то в описании его характера и почти пообещав порекомендовать рассказ для публикации, если я этот недостаток исправлю. Я предпринял такую попытку, рассказ напечатали, заплатив мне триста долларов [2] . Спустя какое-то время журнал взял у меня еще один рассказ, но заплатил меньше, поскольку этот, второй, был короче первого и не так хорош (собственно говоря, хорош он и вовсе не был) [3] . Учась в университете, я знакомился с требованиями издателей и приобретал умение относиться к себе с большей критичностью, а кроме того, еще до окончания учебы понял, что, не считая двух или трех рассказов, все остальные, написанные мной за это время, отличаются от написанных кем-то еще всего лишь тем, что сочинил их я. И мне захотелось стать другим, новым — таким, какими казались мне открытые в то время Набоков, Селин, Фолкнер и Во. Не обязательно ни на кого не похожим, но новым.
2
«Девушка из Гринвича».
3
«Ничего не поделаешь».
Среди студентов я уже приобрел определенную славу, приятным следствием коей стало решение, принятое мной, вопреки здравым доводам рассудка, отдать рассказ в только начавший тогда издаваться университетский литературный журнал, что я и сделал. Рассказ, если кому интересно, назывался «Жена Лота» и повествовал — ну виноват, что теперь поделаешь! — о женщине, проявившей ледяное безразличие к жертве автомобильной аварии, мужчине, в отличие от нее очень симпатичному.
Куда более интересным оказалось неприятное следствие этого благотворительного акта, а именно — снисходительная рецензия на мой рассказ, напечатанная университетской газетой и написанная одним из моих лелеявших литературные амбиции однокашников, который, снизойдя до прочтения моего творения, нашел его слабым, полным огрехов и не имеющим ни единого достоинства, способного таковые огрехи искупить.
Эта рецензия должна была наделить меня на будущее иммунитетом к недоброй критике, однако его не дает ничто.
Впрочем, примерно в то же время я испытал экстатическое упоение, узнав, что один из моих рассказов, все та же «Снежная крепость», отобран Мартой Фоли для включения в ежегодно составлявшуюся ею антологию лучших рассказов.
Вот это было повышением в чине! Теперь я не сомневался, что не ошибся в выборе пути.
Путь оказался более долгим, чем он предполагал. Хеллер рассчитывал стать профессиональным писателем, а стал великим. Учась в университете и покупая в ближайшем к его дому киоске журналы, он выяснял, какого рода прозу принимают к публикации «Атлантик мансли», «Нью-йоркер» и «Эсквайр». И первые рассказы Хеллер писал в соответствии с требованиями, которые предъявлялись тогда к реалистической литературе: они имитировали стиль, материал и приемы Шоу, Сарояна, Олгрена, О’Хары и Вейдмана. Учеником Хеллер был способным. В рассказах о букмекерах, наркоманах и распадающихся семьях он воспроизводил диалоги Шоу, пафос Сарояна и описывал бильярдные Олгрена. «Снежная крепость» представляет собой дань уважения Шоу. А получив в университете задание сочинить нечто в манере О’Хары, Хеллер написал «Девушку из Гринвича» и удостоился высшего балла.
Напечатавшись в «Эсквайр» и «Атлантик», Хеллер превратился в добившееся скромного успеха «растущее молодое дарование» конца сороковых. Однако статуса живущего литературным трудом сочинителя рассказов он добиться не смог. Порождение Бруклина времен Великой депрессии, Хеллер начинал как «пролетарский» писатель. Рассказам его был присущ городской натурализм, но не сатиричность, пародийность и сюрреалистичный юмор, которым отличаются его романы. Ученические рассказы писались Хеллером в стиле, получившем позже название «нью-йоркского»: то была якобы репортажная, насыщенная просторечием проза. Преодолеть стандартную и общепринятую журнальную манеру ему удалось лишь в рассказе «Бортовой журнал Макадама» («Джентлменс-квотерли», 1959). Рассказ этот, написанный в период работы над «Поправкой-22» (1961), размывает границу, отделяющую вымысел от реальности, его герой Капитан Макадам живет в мире, наполовину выдуманном, сбегая от гнетущей семейной жизни в воображаемые трансатлантические путешествия.
В своих ранних рассказах Хеллер никаких правил не нарушает, они не экспериментируют с углами зрения, не бросают вызова ожиданиям читателя или редактора. Они надежны. В них нет грустной и разухабистой веселости, налета безумия, которые столь характерны для зрелых произведений Хеллера. Ранние его герои проходят через такие же испытания, какие выпадают героям «Поправки-22», но веселее от этого не становятся.
Эта книга не мусорная корзина Джозефа Хеллера. Над рассказами — теми, что были напечатаны в почтенных журналах до того, как он стал знаменитым романистом, — Хеллер работал помногу и подолгу. Его поклонников они и порадуют, и откроют им кое-что новое. А начинающих писателей смогут ободрить, показав пору ученичества Джозефа Хеллера — время, когда он учился писать, как Джозеф Хеллер.
Рассказы, которые ранее не публиковались, печатаются здесь в том виде, в каком они оставлены нам самим Хеллером; остальные — такими, какими они появились в печати. Мертвые писатели не одобряют редакторскую правку их сочинений. Поэтому мы ничего улучшать не стали — лишь исправили опечатки, орфографические ошибки и пунктуацию.
Мэттью Дж. Бракколи, Парк Бакер
ОПУБЛИКОВАННЫЕ РАССКАЗЫ
Я тебя больше не люблю [4]
Джозефу Хеллеру двадцать два года, он родился и получил образование в Бруклине, Нью-Йорк, и теперь, прослужив три года в военно-воздушных силах, собирается поступить в Южнокалифорнийский университет. О себе он говорит так: «Я нахожусь на Корсике вместе с эскадрильей Б-25, входящей в состав Двенадцатой воздушной армии, у меня шестьдесят боевых вылетов на бомбардировщике, авиационная медаль с семью „дубовыми листьями“ и „Благодарность президента“. В июне я был демобилизован и с того времени с большим удобством отдыхаю. В настоящее время занимаюсь тем, что пытаюсь добиться постановки пьесы».
4
«Стори». № 27, сентябрь — октябрь 1945, с. 40–44; перепечатано с новым предисловием Хеллера в «Стори», весна 1992, с. 110–120.