Попса
Шрифт:
— А у нас полдень уже, — улыбнулась девчонка.
— Ты что, издеваешься?.. — опешила Лариса. — Я по сто визиток каждый день раздаю! А если все толпой ни свет ни заря ломанутся?.. Все! Полдень, полночь — ничего не знаю! У меня времени нет. Приезжай через год — там посмотрим! — Она захлопнула дверь.
Девчонка постояла перед запертой дверью. Позвонила снова.
— По-человечески не понимаешь? — спросила Лариса, опять открывая. — Тебе проще объяснить, куда тебе пойти?
— Лариса Ивановна, я не могу через год, — взмолилась девчонка. — От нас билет двести долларов
— Да что ты от меня-то хочешь?
— Вы сказали: приезжай, поработаем — может, что-нибудь из тебя получится…
Повернулся ключ в соседской двери, Лариса торопливо втащила девчонку в квартиру и захлопнула дверь.
— Ладно, — безнадежно сказала она. — Кофе свари — может, осталось еще. И в холодильнике посмотри. Хоть какая польза от тебя будет, кроме вреда… — Она ушла в ванную. Тут же высунулась, прикрываясь снятой комбинашкой. — Это ты хохляцкие народные спивала? «Ты казала: у виторок поцелую разив сорок, я пришев — табе нэма…»
— Нет, я украинских не знаю.
— Да, это в Днепропетровске, наверное… — Лариса исчезла.
Шикарная кухня с барной стойкой посередине была завалена горами грязной посуды и батареями пустых бутылок. Девчонка вытряхнула в турку последние крупинки кофе. Открыла пустой холодильник, обнаружила одинокую окаменевшую пиццу и клинышек пожелтевшего масла, понюхала, поставила на плиту жариться и принялась мыть посуду.
В ванной шумела вода. Девчонка не выдержала, прокралась в комнату. Здесь тоже был бардак. Мятая постель наполовину сползла на пол с дивана, на креслах валялось шмотье и туфли, все шкафы были распахнуты настежь. На стенах висели афиши, золотые диски в рамках. Девчонка пошла по комнате, оглядываясь с жадным любопытством, как в музее, читая надписи на дипломах и призах… Тревожно принюхалась, оглянулась и увидела грязный ручей, вытекающий из кухни в коридор.
Она опрометью бросилась на кухню. Выкипевший кофе залил плиту и пол, от почерневшей турки отвалилась ручка. На сковороде догорали последние угли, в воздухе кружились хлопья сажи. Через край раковины хлестал мутный водопад. Девчонка выключила газ и воду и застыла в растерянности, не зная, за что хвататься сначала.
Лариса вошла на кухню, уже в деловом костюме, в темных очках, прикрывающих фингал, загримированная и гладко причесанная. Она молча оглядела разгром и медленно подняла глаза на девчонку.
— Там еще макароны есть… — робко сказала девчонка. — Хотите сварю?..
Они вышли из подъезда. Девчонка с тяжелой сумкой и гитарой едва поспевала за Ларисой. Та села в припаркованный под окнами громоздкий «додж», достала из бардачка мятный дезодорант, несколько раз прыснула в рот. Затем повернула ключ. Стартер затянул унылую песню, мотор иногда пытался откликнуться, чихал, сотрясая машину, и тут же снова глох. Лариса попробовала еще раз и еще, потом в сердцах ударила ладонями по рулю: — Просила же сто раз: мужик ты или говно собачье — отгони на станцию! Хоть мастера вызови, если жопу лень оторвать!.. — Она помолчала. — Вот что… — наконец решительно сказала она. — Я на такси буду мотаться. Позвони на той неделе. В четверг. А лучше в пятницу, ближе к вечеру.
— А что я неделю буду делать? — растерянно спросила девчонка. — У меня же нет здесь никого…
— Так какого черта ты приперлась сюда — ни денег, ни билета, ни знакомых? — заорала Лариса. — Головой надо думать перед тем, как что-то делаешь! А за вас за всех думать — мозги опухнут! На вокзале ночуй, если негде, или мужика найди! — Она перегнулась через девчонку и распахнула дверь. — Все! Пока!
— А капот как открывается? — спросила девчонка.
Лариса молча дернула за рычаг. Девчонка вышла, открыла капот. Огляделась по сторонам — улица, как назло, была пустынна. Она безнадежно осмотрела мотор, потыкала пальцем в какие-то детали. Обнаружила торчащий проводок со штекером, нашла свободное гнездо и воткнула туда.
— А так? — крикнула она.
Лариса повернула ключ — мотор завелся.
Девчонка снова села рядом, и они выехали на улицу.
— Разбираешься? — одобрительно сказала Лариса.
— Не-а.
— А чего полезла?
— Мне брат всегда говорил: сучи ножками до последнего.
— То есть?
— Ну, у меня брат — борец. Вот такой, — показала девчонка в размах рук. — Он говорит: пока на лопатки не положили, хоть сантиметр остался — сучи ножками, не сдавайся.
— Сучи ножками?.. — Лариса вдруг захохотала, качая головой. — Двадцать лет сучу… Тебя как зовут-то?
— Санта.
Лариса мельком глянула на нее.
— У вас что там, в Нижневартовске, на сериалах тронулись?
— В Верхневилюйске.
— Какая разница.
— Нет, это сценический псевдоним. Санта — значит святая, — оживленно стала объяснять девчонка. — Санта-Мария, Санта-Лючия. В Америке — Мадонна, у нас — Санта. Здорово, правда?
— Ага… У моей знакомой доберманиху Сантой зовут. Редкая сука.
— В смысле — породистая?
— В смысле — сволочь… В паспорте у тебя что написано?
— С первого раза не выговоришь: Мстислава. Все Славкой зовут.
— Славка?.. — Лариса вдруг задумалась, пробуя имя на язык. — Слава… Слава… Слава…
— Я…
— Заткнись. Слава… Славка… Нет, все-таки Славка!.. — Она с интересом оглядела девчонку. Включила магнитолу. — Давай кассету.
— Какую? — девчонка деловито открыла сумку. — Бойцов есть. Пугачева. «Битлы». «Аквариум»…
— Свою кассету!.. Ты что, кассету не привезла?
— Зачем? Я же сама приехала.
Лариса только покачала головой. Снова глянула на девчонку.
— А-а, вспомнила!.. Ты частушки пела, в сарафане! Два притопа, три прихлопа, по реке плывет кирпич из села Кукуева…
— Да нет, я свое пою, — кивнула Славка на гитару.
— А, да… Частушки — это в Тамбове… — рассеянно сказала Лариса.
Она сбросила скорость, приглядываясь к машинам, стоящим на парковке у зеркальных дверей клуба, и остановилась у тротуара поодаль.
— Сиди здесь! — велела она.
Лариса направилась было ко входу, но за эти несколько шагов вдруг растеряла решимость. Помедлила у двери, вернулась, распахнула Славкину дверцу: — Тебе что, сто раз повторять? Вылезай, я сказала!..