Попутчик
Шрифт:
— Мы не можем оставаться здесь. Пахнет смертью. Буквально.
Я останавливаюсь и смотрю на нее. Что она имеет в виду, говоря, что мы не можем остаться здесь? Это то, что мы искали. Это больше, чем мы могли когда-либо просить, с запахом или без запаха.
— Нам не могло повезти больше, и ты хочешь уйти из-за небольшого запаха?
— Он не небольшой.
— Как только я вытащу тело, запах исчезнет. В основном.
— Я подожду здесь, — говорит она, отмахиваясь от меня и направляясь к плетеному креслу-качалке на крыльце.
Я
— Извини, приятель, — говорю я ему, сталкивая его со стула. Я не извинялся перед людьми, которых убил раньше, но вот здесь, извиняюсь перед давно мертвым трупом. Тепло Селены растопило меня немного больше, чем я готов признать.
Мужчина падает на брезент с глухим стуком, похожим на звук мешка для мусора, наполненного застывшим пудингом и костями. Кожа на его левой руке начала отслаиваться, обнажая жилистые мышцы под ней. Я почти смеюсь, когда понимаю, насколько это не вызывает у меня отвращения. Даже темное пятно человеческого разложения, оставшееся на стуле, не вызывает у меня больше, чем пожатие плечами.
Я заворачиваю брезент, перевязываю его веревкой и вытаскиваю через заднюю дверь. Ухожу как можно дальше в лес и оставляю его там — во влажной жаре, но, по крайней мере, подальше от солнца. Я вернусь и похороню его позже, после того, как разберусь с креслом.
Когда возвращаюсь внутрь, там уже пахнет лучше. Беру наполовину выкуренную сигару со столика рядом со стулом и прикуриваю от старой "Зиппо", лежащей рядом. Мои щеки надуваются от густого дыма, сильного запаха, который каким-то образом пересиливает аромат смерти. Приятно чувствовать это между моих губ. Я скучал по привычке курить.
По крайней мере, на законных основаниях.
Кресло достаточно легкое, чтобы его можно было поднять. Ткань пахнет стариком, мочой и смертью. Определенно не соответствует стандартам Селены. Выношу его на улицу, позволяя сигаре замаскировать запах, пока иду. Я прислоняю его к задней стене сарая, и это все, что готов сделать с ним в удушающую жару.
Обхожу дом и вытираю руки о штаны, прислоняясь к перилам, окружающим переднее крыльцо. Двери широко открыты, чтобы избавиться от вони, и мухи и другие насекомые с жужжанием влетают и вылетают.
Глаза Селены закатываются и останавливаются на сигаре.
— С каких пор ты куришь?
Я ухмыляюсь, вытаскивая сигару изо рта.
— С тех пор, как мне исполнилось восемь.
— Господи, — говорит она, качая головой.
Я предлагаю это ей.
— Хочешь попробовать?
Она жует внутреннюю часть своих щек, прежде чем взять сигареты и положить между своими полными губами. Если бы она знала, что сигарету наполовину выкурил сам покойник, она бы ее не взяла. Она затягивается
— С каких пор ты куришь? — Спрашиваю я с хитрой улыбкой на лице. Судя по тому, как ее губы обхватили сигарету, у меня такое чувство, что это у нее не в первый раз.
Она пожимает плечами.
— То и дело с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать. В основном, в отъезде. Как ты узнал?
Я подхожу к ней, приподнимаю ее подбородок и смотрю на нее сверху вниз.
— Потому что ты куришь так, как будто делала это раньше. И это чертовски сексуально. — Я провожу большим пальцем по ее нижней губе.
Ее глаза закатываются от моего прикосновения, но затем она отрывает лицо и вытирает рот.
— Чувак, ты только что избавился от мертвого тела.
Я оставляю сигару во рту. Ухмыляюсь ей и захожу внутрь, чтобы вымыть руки. Если бы она только знала обо всех вещах, к которым я прикасался в тюрьме, и, честно говоря, большинство из этого было хуже, чем мертвый парень.
Кофейные кружки и одна тарелка заполняют одну сторону раковины. Я мою руки, поворачиваю ручку и понимаю, что горячей воды нет. Не уверен, как Селена к этому отнесется. На самом деле, знаю. Ей это не понравится. Но она справится с этим ради меня. Что я ненавижу. Я все еще не сказал ей, что душ — это просто кабинка снаружи со шлангом, прикрепленным к ржавой насадке для душа.
Когда оборачиваюсь, она стоит позади меня, подлая маленькая добыча. По крайней мере, ее рука больше не прижата к носу, а это значит, что запах становится лучше. Или она привыкает к этому. Несмотря на это, у нее все еще хмурое выражение лица. Я не могу удержаться от смеха.
— Недостаточно хорошо для тебя? — Спрашиваю я.
— Это просто так…
— Это все, что у нас есть, кролик. Как ты думала, что здесь будет? Отель «Ритц Карлтон»?
Она сдувает волосы со лба.
— Я знаю, знаю.
— У тебя все еще есть шанс отказаться. Я все еще могу отвезти тебя на автобусную станцию.
Ее глаза сужаются.
— Нет.
— Тогда наслаждайся тем, что ты выиграла в нашей маленькой игре в прятки. Ты должна остаться со мной, как ты и хотела. — Я изо всех сил пытаюсь найти сочувствие к ней. В то время как это место понижает рейтинг для нее, это повышение для меня.
Я поворачиваюсь и начинаю мыть посуду. Может быть, она будет чувствовать себя лучше без воспоминаний о грязной жизни человека, разбросанных перед ней. Мои руки краснеют от холодной воды.
— Эй, по крайней мере, он не умер в постели, — кричу я ей, когда она украдкой выглядывает из-за угла. Ты привыкаешь находить луч надежды, когда все остальное в твоей жизни — просто другой оттенок серого.
— Я не буду там спать, — говорит она. Проходит через гостиную и толкает красный диван, не обращая внимания на комки в подушках. Она давит своим весом на пружины и срывает подушки.
Я поворачиваюсь, вытираю руки полотенцем и прислоняюсь спиной к раковине.
— Это раскладной диван, — говорит она с сияющей улыбкой, которая тоже трогает мои губы.