Попутчики
Шрифт:
Девушка начинает громко смеяться.
Ольга. Пошутила я. Пошутила. Ничего я от тебя не хочу.
Виктор. Шутки эти глупые…
Официантка приносит бокал вина и пиво.
Ольга (поднимая бокал и глядя сквозь него на люстру). Не искрится, конечно. Ну что, за встречу
Виктор. За встречу (чокаются бокалами, пьют). Странно. Вот общаешься с человеком по интернету и думаешь, что узнал его хорошо. А встречаешься — и понимаешь, что всё не так просто… Парадокс.
Ольга. А ты с кем-нибудь так встречался?
Виктор. Да нет. Это я так, к слову сказал. А ты?
Ольга. Бывало.
Виктор. И чем заканчивалось?
Ольга (пожимает плечами). Да как тебе сказать. По разному. Об этом мне говорить не хочется.
Виктор. А о чём хочется? Расскажи что-нибудь.
Пауза.
Ольга. О чём?
Виктор. Обо всём. Я ведь, например, даже не знал, что ты бурятка… Ненка то есть.
Ольга. И?
Виктор. Ну, ты в чуме живешь, что ли? Или как там ваши дома называются…
Ольга (смеясь). Ага, в чуме. И из чума я в Интернет выходила… И сюда на оленях приехала. Что ты говоришь такое? Если хочешь знать, я в настоящем чуме только один раз и была. На День Оленя, два года назад — отца пригласили, я с ним ездила.
Виктор (скрывая улыбку). День оленя? Это праздник такой, местный? (поёт) «У Печоры, у реки, там, где живут оленеводы и рыбачат рыбаки»… И что, у вас до сих пор на оленях ездят?
Ольга (кивает). Бывает. Но в основном разводят. Ты просто не понимаешь, чем для Ямала в целом являются олени. Он вообще стоит на двух китах — оленеводстве и газодобыче. Но газ и нефть приходят и уходят, а олени, как я думаю, будут всегда. Без оленеводства наш народ может просто исчезнуть.
Виктор. (качая головой). М-да… Я многого ждал от сегодняшнего дня, но того, что буду сидеть… — как там по телевизору говорится? — «с представителем малых народов Севера» — и обсуждать оленей, представить конечно, не мог… (поднимает бокал пива). Ладно, давай выпьем что ли, за вас (улыбается), за оленеводов!
Ольга. Можно (пьют).
Виктор. Так ты жила на Ямале?
Ольга. До шести лет. Потом переехали в Иркутск. Отец был инженером-геологом, на Ямале почти десять лет провёл. Там
Виктор. Подожди, так у тебя отец не ненец, русский?
Ольга. Нет, только мама. Да-да, я знаю, что ты сейчас спросишь — почему тогда у меня стопроцентная азиатская внешность? Так бывает — видимо, гены матери были сильней.
Виктор (цокает языком). А, ясно. А мама твоя где жила? В чуме?
Ольга (раздраженно). Да что ты привязался к этому чуму? Моя мама тоже в чуме не жила. Она жила в обычной пятиэтажке, «хрущевке», закончила Тюменский университет, и вообще высокообразованный человек. Что ты смотришь на меня, как на инопланетянку?
Виктор. Ну извини. Просто интересно, как никак. А ты ненецкий язык знаешь? Можешь на нём говорить?
Ольга. Да. Я с мамой часто по-ненецки говорю. Вообще существует два ненецких языка — ненецкий лесной и ненецкий тундровый. Они похожи, но во многом различаются. Я говорю на тундровом — лесной вообще мало кто знает.
Виктор. (громко смеётся). Это же надо — «Лесной язык»! Скажи что-нибудь (снова смеется) на тундровом. Например, «привет».
Ольга. Торова!
Виктор. Что, как и по русски? «Здорово»?!
Ольга. Нет. Торова. Первое — «Т».
Виктор. А девушка?
Ольга. Пирибтя.
Виктор. Классно! А парень?
Ольга. Наны.
Виктор. (весело) Ну а как сказать «Меня зовут Виктор»?
Ольга. Мань нюми Виктор. Всё, хватит. Мне не нравится, что ты со мной как с клоуном разговариваешь, который тебя должен развлекать… Потом поговорим о ненцах, если захочешь. Сейчас — не хочу.
Виктор. Я тебя клоуном не считаю, зря ты так…Просто не знаю, о чём говорить, понимаешь? Неуютно мне. Неловко.
Девушка перегибается через столик и касается своей ладонью руки Виктора.
Ольга. Ничего. Мне тоже. Думаю, что это пройдет.
Виктор. Надеюсь.
Ольга. Ты рисовать, случайно, не любишь?
Виктор. Да вроде нет.
Ольга. А я люблю. Любила, вернее. Я и сейчас иногда, когда засыпаю или только проснусь, отчетливо вижу, как и что нужно рисовать… А вот пальцы не хотят. Когда-то мне хотелось почти всё, что вижу, запечатлеть на бумаге, но сейчас я уже давно не рисую — это просто воспоминание. Я вообще раньше многое любила. Курить. Пить кофе. И рисовать ночью. Потом спать до обеда, а днем — в библиотеку. Я любила кисти, запах краски и сочные мазки, и чтоб краска растекалась по холсту… А теперь — не люблю. Грустно.