Попытка говорить 3. Нити понимания
Шрифт:
Язык. Язык – и созданное этим языком мышление: утончённое, парадоксальное, трудное в постижении. Вот что во всех тианцах вообще и в Ильноу в частности являлось по-настоящему нечеловеческим… хотя всё-таки не столь нечеловеческим, как у родственников Лады.
У тех-то непременными составляющими истинно полныхвысказываний являлись, помимо жестов и ментально-эмоциональных паттернов, динамические визуальные глифы на одежде (и фасон этой самой одежды), контролируемые и когда формализованные, а когда и неформальные изменения "внешних" энергооболочек, даже – в особо жестоких случаях – объекты и процессы окружающего мира. Люди, конечно, тоже знают, что признание в любви может прозвучать совершенно по-разному в грозовую полночь
А, что уж там…
Всё во вселенной относительно: если тианцы из-за своего наречия отдалялись от людей и им подобных разумных, то язык хилла уподоблял владеющих им властительным риллу. Частично, конечно, только частично – и тем не менее. …гм. Что-то я совсем уж далеко отклонился. Пора вернуться к сути.
Юноша уже бывал в Кьямди – но, конечно же, не в такой компании. Массивный и рослый, как все люди, кажущийся ещё больше из-за сложно сочленённых, не из простого материала сделанных доспехов, Рин шагал по улицам бесшумно, невозмутимо и быстро. Так же невозмутимо и быстро, как всю предыдущую дорогу. Понятие усталости ему словно вообще не было ведомо. Никак не желающая очнуться Схетта (весившая, между прочим, побольше самого Ильноу) в его руках казалась не тяжелее пушинки. В этом юноша видел одно из проявлений необычных талантов мага: простой смертный попросту не смог бы идти с таким грузом без устали многие часы. А ведь Рин не только задавал темп, даже для бывалого ходока Ильноу напряжённый, – он ещё и караулил, пока проводник готовил еду или спал…
Словно Схетта спала за них обоих.
На втором привале, когда юноша, переборов сомнения, спросил, не проклята ли женщина, Рин лишь бледно улыбнулся.
– Это не проклятие, не болезнь и не что-либо иное в том же роде. Просто её душа, разум и магия сейчас нужнее в ином… месте.
– Так она тоже маг?
– Да. И не из слабых. Полагаю, что в час, когда она проснётся…
Ильноу не дождался окончания фразы, но так и не решился спросить, что случится в тот час.
За всё время их знакомства (не такое уж долгое, но и не совсем короткое) Рин не начертил ни единой магической фигуры, не продекламировал ни одного заклятья, не сделал ни единого жеста, исполненного колдовской власти. Ступающая Мягко со всем своим выводком ушла с их пути, как будто поняла ровное риново: "Позволь нам пройти, красавица". И бивачный костёр юноше приходилось зажигать самому, при помощи огнекамня, а потом подбрасывать в пламя самый обычный сухой валежник, чтобы не погасло.
Однако то самое нечто, благодаря которому Ильноу предчувствовал появление мага, позволяло догадываться на грани уверенности: какая-то неявная магия сопровождает Рина постоянно… и порой сгущается так, что рядом с ним становится тяжело дышать.
Что это за магия – благая или наоборот? На кого или на что она направлена? Откуда пришёл человек, повелевающий ею? К чему он стремится?
Всего этого Ильноу не знал, но спросить робел. После того самого колдовского взгляда в хижине Рин заметно изменил своё отношение к юноше. Словно отдалился, став более строгим и замкнутым. Это очень мало походило на утончённую отстранённость высокородного или резкую властность воина. Тем более не походило это на молитвенную сосредоточенность священника или вдохновенное напряжение поэта, воображение которого захвачено в плен потоком причудливых образов. Рин очень даже пристально следил за всем вокруг… вот только к нему вполне можно было применить его собственные слова: душа, разум и магия этого человека словно по большей части обретались очень и очень далеко от тела…
Меж тем маг, ничего и ни у кого не спрашивая, уверенным шагом старожила донёс Схетту до заведения почтенного Ольфери и вошёл туда. Ильноу поколебался было, но всё же последовал за ним. Что с того, что заведение было самым дорогим из всех, какие были известны юноше, а останавливались там только высокородные да самые богатые из торговцев? За погляд, известно, колец не берут. Хотя войти через главный вход, как Рин… в этом есть намёк на непочтительность.
– …пытаетесь мне соврать? – от порога услышал Ильноу и удивился: обычно маг разговаривал совсем иным тоном. – Сейчас у вас совершенно свободны вторая и пятая комнаты в пристройке, а сверх того занят только один из дорогих номеров второго этажа. Наверху мы и поселимся. Я с подопечной в том номере, что с окнами на восход, а мой проводник – да, вот этот юноша, он со мной, – в соседнем. И не спорьте! Я остановлюсь в вашем трактире всё равно, но чем больше вы будете спорить, Ольфери, тем меньше окажется ваша прибыль.
Хозяин поклонился – привычно, однако с таким видом, словно у него болела спина. И, распрямившись, прищёлкнул пальцами. Рин, однако, отреагировал раньше всех:
– Благодарю, но мы обойдёмся без сопровождения младшего поварёнка. Ильноу, за мной.
– А плата?!
– Сперва я взгляну, за что мне предстоит заплатить.
Юноша повиновался, с трудом поспевая за размашистым шагом мага. Ольфери волей-неволей пришлось проводить гостей самому.
Номер, выбранный Рином, оказался роскошен. По-настоящему. Латы мага среди этой роскоши смотрелись неуместно, дорогой наряд Схетты уже не казался таким уж дорогим, а сам Ильноу, как подумал юноша, даже за прислугу не сошёл бы. К его удивлению, маг не потрудился скрыть разочарование.
– Так-так. Водопровода нет, хорошо уже то, что отдельная комната для умывания имеется. Чар постоянных и полупостоянных нет, кроме магических светильников; отопление примитивное, печное. Окна маленькие, потолки низкие, интерьер безвкусный. Сервис здесь, похоже, тоже не блещет. Ну да ладно, бывало хуже. Держите, Ольфери.
Хозяин машинально поймал брошенное – и замер.
– Что… что это?
– Извините, денег этого мира у меня при себе нет. А бриллиант, который вы держите, хоть и не слишком велик, может быть продан за малую связку золотых колец. Или вам мало?
Похоже, до Ольфери только сейчас, после упоминания "денег этого мира", дошло, с кем он имеет дело. Ильноу даже пожалел беднягу.
– Ступайте, нелюбезный хозяин, – приказал Рин. – Лучший, он же единственный, ювелир Кьямди держит лавку в доме через квартал на юго-восток отсюда. Ну да вы должны знать.
Более не обращая внимания на попятившегося прочь хозяина, маг зашел в спальную комнату, вернулся уже без Схетты и, сев за стол у окна, заметил:
– Не одобряешь. Но не одобряешь по инерции. А если подумать?
– Ты хочешь сказать, что если бы почтенный Ольфери не попытался завернуть тебя…
– Да причём тут это? Хотя отчасти ты прав. Вот кстати, сравни, как я говорил с ним и как говорю с тобой. На выводы не наталкивает?
Ильноу задумался, припоминая… и чуть не ахнул. С самого начала Рин говорил с ним, как с равным, не используя модальностей почтенияуважения, – но при этом каким-то образом разговор равных оказывался полон уважения в своей основе, в сути своей. Тогда как Ольфери Рин называл на "вы" и соблюдал все формальности так, что большего не мог бы потребовать от мага даже высокородный… но суть его фраз оказывалась такова, словно маг распекал нерадивого слугу. Без настоящего гнева, со снисходительным презрением.
– Вижу, кое-что ты понял. При прочих равных я отзеркаливаю… применяю так называемый принцип зеркала. Ты был со мною прост и искренен, хозяин – непочтителен и спесив. Поэтому я воздал вам обоим теми кольцами, какие вы заслужили. Хотя это тоже лишь часть правды.
– Часть?
– Подумай, что именно я не договорил. Размышления полезны… особенно в твои годы.
Начав практиковать истинную магию времени, я обнаружил множество скрытых и внешне парадоксальных закономерностей. Сам обнаружил, кстати: когда я брал у Тенелова уроки, то специально оговорил, чтобы он рассказал мне только о самых основах.