Попытка возврата: Попытка возврата. Всё зависит от нас. По эту сторону фронта. Основная миссия
Шрифт:
– Туда ему и дорога.
И на этом инцидент был исчерпан. Мы дальше продолжали заниматься своей работой. Бегали по немецким тылам, в промежутке отсыпаясь и флиртуя с девчонками. К этому времени я уже перестал быть привередой. То ли привык к виду местных красавиц, то ли природа брала свое, но компанию майору составлял всегда. Колычев, обозвав нас с Серегой кобелями, похождениям не препятствовал. Предупредил только, чтобы к подъему всегда были на месте.
Позже, по моему совету, данному через полковника, в запасных полках стали практиковать обязательную обкатку бойцов танками. Бронетехники было мало, поэтому обкатывали в основном тягачами и тракторами, что, по-моему, один хрен. Еще брали наиболее авторитетных бойцов из пехоты и запихивали их в «броню», предлагая разглядеть что-нибудь во время движения. Было прикольно наблюдать, как потом они, размахивая руками, делились с товарищами, мол,
Хотя, конечно, выдавливалось с большим трудом. В смысле – боязнь с трудом, зато все остальное из них вылетало быстро и без задержек. Бывшие колхознички, едва завидев хоть что-то на гусеницах и с крестом, моментально разбегались, часто даже бросая оружие…
В тот день мы с Серегой сидели над картой, прикидывая маршрут очередной вылазки за немецкими связистами. Они очень понравились Колычеву как источник информации. А что – люди в основном интеллигентные, знают много, колются быстро, чего еще надо? Вообще, заметил, в технических войсках очень мало народу, готового до последней капли крови сохранять преданность делу фюрера и партии. А то мы как-то эсэсмана притащили. И чин небольшой – лейтенант, если на обычные звания переводить. Так он, паразит, мало того, что брыкался всю дорогу, за что был бит нещадно и не один раз, еще и устроил у особистов бучу. Сломал челюсть переводчику, начал драку со следаком. В общем, вел себя совершенно по-хамски. После, конечно, заговорил, но для этого его «мясники» минут тридцать потрошили. Так что связисты и еще раз связисты. На крайний случай артиллеристы, но они знают меньше…
В общем, пока мы мараковали с картой, с улицы раздался сакраментальный крик:
– Немецкие танки прорвались!
Кричали с привизгом и упоенно, будто любимую тещу встречали. Как мне не нравятся такие самонадеянные заявления. Тоже мне – знатоки танковых прорывов. Мы, конечно, из хаты выскочили и порысили в сторону околицы, за которой разрасталась стрельба. По звуку определил, били немецкие MG и наши винтовки. Из орудий никто не стрелял, хотя слышался звук чего-то механического. Добежал и посмотрел из-за дома. Мотоцикл, валяющийся на боку, рядом два фрица – уже дохлые. А дальше, в канаве, застрял БТР – Ганомаг. Он развернуться хотел, чтоб свалить, но не рассчитал маленько. Видно, это немецкие разведчики были. Сейчас такая мешанина на фронте творится, что и наши, и немцы периодически так попадают. Фриц с БТР молотил длинными очередями. Видно, больше с перепугу, чем по цели. Наши тоже, попрятавшись по буеракам, вовсю щелкали из винтовок, судя по судорожной частоте выстрелов, в белый свет как в копеечку. Интересно, они так долго воевать собираются? Судя по тому, что уже пять минут ничего, кроме суматошной стрельбы, не происходило – долго… Ладно, пора кончать эту развлекаловку. Я подлез к ближнему от Ганомага дому и, не высовываясь, вступил в переговоры:
– Эй, фриц! Тьфу! Дойче зольдатен! Капитулирен! А то ягдпанцер-гранатен захерачу! На размышление даю фюнф минут!
Фрицы во время моего монолога сначала саданули длинной очередью по дому, а потом прекратили стрельбу. Минуты через три из БТР выпала винтовка и над бортом показались две фигуры с поднятыми руками. Видно, мой пассаж с гранатой произвел впечатление. Или немецкий стал столь хорош, что гансы предпочли быстрее сдаться, чем его дальше слушать. Пленных уволокли, а я подошел к бойцам, разглядывающим БТР.
– Ну и какой Лумумба тут вопил про немецкие танки?
Бойцы отводили глаза, смущенно посмеиваясь.
– Эта хреновина называется бронетранспортер, или бэтээр. И из винтаря в борт прошивается влегкую.
Забрав у одного из них винтовку, продемонстрировал свои слова. Народ, увидев новую дырку в борту, одобрительно загудел. Как будто сами не видели, как их пули пробивали борта. Хотя, может, и не видели, стреляли-то, небось, не поднимая головы. Зато теперь они это точно знают. Вообще ребят можно понять. И недели не прошло, как прибыли из запасного полка, так что у них считай – первый бой. И закончился он хорошо – потерь нет, а наоборот, несколько убитых и пленных врагов. Такое очень сильно поднимало моральный дух. Пока бойцы и командиры осматривали застрявшую технику, я под шумок отвел валяющийся на боку мотоцикл в личное пользование. Он был почти целый, не считая нескольких вмятин и пары пулевых пробоин в люльке. Гордо притарахтев к нашей избе, похвастался трофеем, и мы с Гусевым опять засели за карту.
А байк у нас сперли в эту же ночь… Не везет мне на транспортные средства.
Дни катились очень быстро, и дело понемногу шло к сентябрю. На фронтах был полный аллес. Фрицы перли, как наскипидаренные, и, обходя наши УРы, уверенно продвигались к Киеву. Колычев в последние дни на меня странно поглядывает, но ничего не говорит. Ждет, видно, что дальше будет. Ну, жди-жди. Да, кстати! Меня за меткую стрельбу влет по «мессеру» наградили. В торжественной обстановке дали почему-то медаль «За отвагу!». Хотя слышал еще в своем времени, что за таким образом сбитый самолет – орденом награждают. Наверное, все-таки вспомнили летуна, отданного толпе, и решили – медали хватит. Так что я теперь рассекал, сияя новеньким серебряным кругляшом. У Гусева, кстати, Красная Звезда за Финляндию. Что есть у Колычева – даже не знаю. Он свои регалии не носит.
Немцы все-таки взяли Киев. Только на четыре дня позже, чем это было в моей реальности. Похоже, что самим фактом появления я уже начал менять ход войны. И кажется, это только начало. Из изменений, какие еще произошли, так это то, что на фронт начали поступать брезентовые разгрузки и неожиданно для всех был смещен со своего поста Мехлис. Вот те раз. Это же скольким воякам он жизнь портил, до самой победы, да и после… Сталину как собака предан был. А тут сняли. Что там у них произошло, непонятно, но это случай, из разряда которых тоже в моем времени не было. Если так дальше будет, то все знания истории можно смело спускать в унитаз. Хотя, если выйдет как думалось, после весны 1942 года они уже точно не понадобятся. Главное, харьковскую катастрофу не допустить. А там останутся, из всех знаний, только американцы, со своим ядерным проектом. Но их я приберегу на сладкое.
В конце сентября, как и было обещано, нас опять вызвали в Москву. Летели на этот раз на Ли-2. Земля и небо по сравнению с тем монстром, на котором пришлось трястись раньше. По уровню комфорта Ли-2, он же «дуглас дакота» в девичестве, напоминал современный пассажирский «курузник». То есть укачивало так же, но зато было тепло и не дуло. Москва встретила дождем. Толп добровольцев на улицах и баррикад я не видел. Это, наверное, позже все будет, когда фрицам до города километров сто пятьдесят останется пройти. А сейчас все тихо, только режим светомаскировки блюдут свято.
Поехали сразу к наркому. Знакомый уже секретарь доложил, и нас пригласили войти. Берия был не в духе. Когда мы зашли, он заканчивал трахать по телефону какого-то Горадзе. За что, я так и не врубился. Но Лаврентий Палыч пообещал в конце разговора поиметь не только злополучного Горадзе, но также всех его родственников, в том числе давно умерших и еще не родившихся. Надо же, как у нас в верхах беседы вести могут. Ротный, распекающий старшину за потерю вверенного ему имущества, – просто пацан по сравнению с грозным наркомом. Оторвавшись, Берия жестом пригласил садиться, и пока он барабанил пальцами по столу, остывая от предыдущего разговора, я пытался определить – стекла в пенсне плюс или минус? Минус. Выходит, у помощника тирана всех времен близорукость. Читает, наверное, много – вот глаза и посадил. А я-то думал, у него пенсне из-за старческой дальнозоркости. Хотя какой он старик? Крепкий мужик лет пятидесяти, не больше. Наконец он, успокоившись, заговорил:
– Ну что, товарищ Лисов. Вы со своим предсказанием попали в точку. Хотя эти, – он мотнул головой в сторону, – уверяли, что немец выдыхается и завязнет в УРах. Они оказались не правы. Поэтому я предлагаю вам войти в аналитический отдел, работающий при ГУГБ НКВД. Вы там будете нужнее, чем на фронте. И на этот раз к вашим словам будут относиться гораздо серьезнее. Что скажете?
Пипец, приехали. Я на этот момент был не готов оседать в штабах. Да и обстановка… Как правильно сказал Гусев, в Москве все, что хочешь, может произойти. Моча в голову стукнет, и арестуют, на этот раз всерьез. Да и характер у меня еще тот… А здесь ведь зубры собрались опытные. Сожрут, даже не из конкуренции, а по привычке. Тут опыт в аппаратных делах нужен. А какой из меня подковерный боец? Пулю в лоб противнику пустить – запросто, а вот интриги плести – опыта не хватит. Наверное, все-таки поторопился, когда в своих рассуждениях наверх вылезти задумал. C какающимся Сталиным себя самонадеянно сравнивал. Здесь же совершенно другой склад характера нужен. К этому времени я уже понял, что политик из меня – как из сантехника визажист. Чем самому высовываться на съедение, лучше прилепиться к тому же Лаврентию Павловичу и стать при нем типа доверенного советчика. Вот подсоберу достаточно бонусов, чтоб каждое мое слово слушалось им с огромным вниманием, тогда и посмотрим. А сейчас я лучше, согласно старой солдатской поговорке, поближе к кухне буду. Прокрутив это в голове, осторожно взвешивая каждое слово, ответил: