Попытка возврата
Шрифт:
Гельмут во время моего монолога сильно помрачнел и заткнулся напрочь.
– Вот и смотри, Гельмут из рода Гогенштауфенов, что Германии светит, когда мы к вам придем? А то, что мы придем, – даже не сомневайся. У вас с наскока сломать Союз не получилось, и теперь будет позиционная война. Готов к ней твой любимый фатерлянд? Реально сам подумай, а не на Геббельса опирайся. Этот худой звиздун, даже когда бои уже на Унтер-ден-Линден идти будут, все по радио будет трындеть о скорой победе и о вундерваффе. А пацаны и старики из фольксштурма, набранные уже после тотальной мобилизации, с гранатами будут бросаться под наши танки, зная, что после того, что здесь, в России, сотворили их сынки да папаши, пощады не будет никому.
Мелкий танкист, слушая
– Ты так говоришь, как будто все заранее знаешь. И слова-то какие придумываешь. Я немец, но таких слов и не слышал. Чудо-оружие, народное ополчение…
– Услышишь еще. Только поздно будет. Когда ваш главный пропагандист первый раз скажет про без пяти двенадцать – можешь смело доставать ствол и стреляться… А насчет того, что заранее знаю, это ты в точку попал. – Я ухмыльнулся и продолжил: – У меня бабка колдунья была. Вот от нее дар и достался.
– А что такое – без пяти двенадцать?
– Ну ты, царская морда, даешь – может, тебе еще и карты генштаба быстренько нарисовать? Доживешь – сам узнаешь.
– Как я узнаю, если ты меня зарезать хочешь?
– Да передумал я тебя в расход пускать. Вижу – человек ты не глупый, еще и с массой влиятельных родственников. Через год-полтора до тебя дойдет, что Адольф Алоизиевич крупно накосячил. И ты захочешь помочь своей стране. Вот тут – меня и вспомнишь. Мне тоже эта мясорубка, что идет, и еще более крупная, что нас ожидает, не нравится. Да и Дрезден с галереей жалко…
Гельмут недоуменно потряс головой:
– При чем тут Дрезден?
– А его союзники с землей сравняют. Американцы, англичане и французы с вами поступят еще хлеще, чем с индейцами на Диком Западе. Массовый геноцид немцев. Версальский мир вам слаще меда покажется. В той части Германии, что им отойдет, – немцев практически не останется. Вы же лягушатников да лимонников так напугали, что они решат от таких соседей совсем избавиться. Даже бывшие эсэсовцы будут в нашу зону оккупации сбегать. Ну, это те, кто не успел в Аргентину свалить. По ним лучше десять лет в Сибири и домой, чем в концлагерях, на шахтах Рура, за два года сгорать…
Вешал лапшу на уши «африканцу» самозабвенно. Заливался соловьем, давая немного реальных фактов, а потом, беря их за основу, выдавал совершенно другие прогнозы. Фриц слушал, недоверчиво улыбаясь, но это было все равно. Я вовсе и не рассчитывал, что он мне поверит. Но, как говорилось в старом анекдоте – мысли, мысли-то останутся! А с его связями, когда он увидит, что дела пошли совсем херово, реально что-то предпринять.
Может, у нас получится свой, просоветски настроенный Штауфенберг. Теперь бы его еще убедить, что советская оккупация лучше американской. И я начал заливаться в этом направлении. Говорил, что Сталин видит Германию не оккупированной, а свободной и не сателлитом, а союзником. Прошелся по идеям Бисмарка. Попугал злобными французами и лукавым Даллесом. Трындел до тех пор, пока Гельмут не спросил:
– Ты, командир, меня вербуешь?
Он меня так обзывал, потому что свое Ф.И.О. я ему не говорил – много чести будет, а на вопрос, как меня называть, ответил, чтобы звал командиром.
– Да на хрена ты мне сдался – тебя вербовать! Да и как? Ты мне сейчас все, что хочешь, пообещать можешь, и привет. Просто хочу, когда ты сам увидишь, что я прав, не сделал какую-нибудь глупость, а посоветовался бы со знающим человеком. То есть со мной.
– И как ты себе это представляешь?
– Да очень просто – напиши письмо в Цюрих, на центральный почтамт, до востребования на имя… – Я на секунду задумался, а потом выдал: – Иоганна Вайса. Ну, типа, это твой знакомый старинный. И там напиши, как тебя найти. Сможешь же, если приспичит, письмо, минуя цензуру, отправить?
Гельмут кивнул, а я, подстраховывая нашего, еще неизвестного мне связника, добавил:
– Только смотри, голубая кровь. Захочешь биться до конца, за папу Гитлера, хрен с тобой. Можешь писем не писать. Но
Танкист выслушал все это молча, только потом спросил:
– Командир, а ты кто? Я не верю, что ты обычный армейский разведчик.
– Правильно не веришь, я же тебе говорил – я колдун. Ты про Тибет что-нибудь слышал? Ну вот видишь, какой молодец. А про Шамбалу? А ты поинтересуйся. Я вот, например, оттуда. Очень интересное место. Сейчас вот русским помогаю, потому что так надо. А ты, кстати, потом поинтересуйся, почему у вашего любимого фюрера одно яичко. И что это значит с эзотерической точки зрения, тем более для мужика. Сам многое поймешь…
Во как загнул. Немного мистики, особенно дубовой тевтонской натуре, не повредит. Пусть потом соображает – я так шутил, или вправду все это… Тем более что я и сам не знаю, что с этой самой эзотерической точки зрения мои слова значат. Но тут поступил, как наши различные шаманы и прорицатели действуют. Напустил тумана и замолк на полуслове. У человека натура такая – он сам все остальное нароет и додумает. Тем более что однояичный фюрер – это факт. И факт для него, наверное, неприятный. Лучше бы у Адольфа руки не было – все приличней. Глядя на задумчивого немчика, поднялся, потягиваясь, и ткнул Гельмута в точку за ухом.
Фриц мягко свалился на бок, а я стал поднимать бойцов. Пока радист настраивал рацию, все думал, почему не поступил гораздо проще и не завалил этого отпрыска голубых кровей? Может, потому, что он не впал в панику при виде ножа? Так эсэсман тоже поначалу держался хорошо. Скорее всего, это был какой-то неправильный фриц. Не остервенелый, а наивный, что ли… со странными понятиями о теперешней войне. Мне такие еще не попадались, наверное, поэтому и не пришил. Радист уже настроил свою шарманку, и, передав данные, быстро попрыгали по машинам, загрузив майора и вырубленного гауптмана в кузов. Когда отъехали километров на десять от оврага, сгрузили Гельмута недалеко от дороги и покатили дальше.
Через линию фронта проскочили тихо. Да и линии как таковой еще не было. Наше наступление застало гитлеровцев врасплох, так что с их стороны были только укрепленные узлы обороны и практически все. Сплошных окопов здесь не рыли. Позиционная война как-то неожиданно перешла в маневренную. Немцы от такой прыти русских сначала опешили, но теперь, как выясняется, собираются показать, что в маневренной войне они нам только небольшую фору дали.
Хотя… Горбатов мужик головастый, воюет хорошо. Главное, чтобы у войск выучки хватило. А ее почти нет. Черные полки я даже не рассматриваю. Те – отдельная песня. А вспомнил я обычную часть. В пехотный полк прибыло пополнение. Так двое земляков из новоприбывших решили соревнование на смелость устроить. Один выскочил на бруствер и, пульнув в сторону немецких окопов, спрыгнул обратно. Второй сделал то же самое, только стрельнул, дергая затвор, два раза. Потом опять первый – но уже сделал три выстрела. Мне удалось застать финал этой истории. Увидел, что какой-то псих, выскочив из окопа, стреляет в немцев, а потом – бац! C дыркой в башке сваливается на дно траншеи. Я такому подходу к ведению боевых действий удивился, и с ротным (мы как раз с ним шли, передок осмотреть) подошли к убитому, которого уже окружили бойцы. Там и узнали, в чем дело. Узнав, резко обозлился! Мало того, что ума не хватает воевать нормально, так еще и мозгов нет во время затишья себя поберечь. Сержанта, который все это видел и не остановил, – на хер, рядовым в штурмовую роту на месяц. Взводному, который таких сержантов держит, – выговор с занесением в грудную клетку. А в самом начале до остальных бойцов довел, что рядовой Митяев погиб позорной смертью и именно такая формулировка будет в похоронке. Cоответственно, его семья фиг получит, а не пособие. Такую подляну родственникам Митяева я делать, конечно, не собирался, но бойцов эта угроза заставила сильно задуматься.