Пора волков
Шрифт:
Матье невольно перевел дух. А Безансон продолжал:
– Знаешь, жена его держалась молодцом. Сейчас она у матушки Малифо. Славная старуха. Забрала к себе Мари с обоими малышами – они совсем замучились. Хорошо еще, что у нас осталось две коровы. В такие холода да при том, что сена – кот наплакал, они много не дают, но детишкам хватает.
Матье становилось все больше не по себе. И когда Безансон спросил его, родственник ли он покойному, Матье, поколебавшись с минуту, хрипло ответил:
– Нет… Это мой друг.
Безансон похлопал его по плечу, и дружеское тепло его слов вконец смутило
– Давай, держись, старина, – сказал Безансон, по-прежнему не догадываясь о правде. – Мы живем в чудные времена. Сегодня он, а завтра, может, ты, или я, или все, кто тут есть… И прекратись сегодня вечером война и уйди все солдаты, мы не избавимся ни от голода, ни от чумы так легко, как все это на наш край навалилось.
За селением двое мужчин расчистили снег и копали теперь мерзлую землю, часто отбрасывая лопату и беря топор, чтобы перерубить корни. Безансон хотел было удержать Матье, но тот сразу направился к ним. А подойдя поближе, сказал:
– Дайте-ка мне.
– Знаешь, земля нынче твердая, – заметил крепкий молодой парень.
Матье чуть было не сказал ему, что привык копать, но вовремя прикусил язык.
– Кому же, как не мне копать для него… – лишь проговорил он. – Друг мне он был.
Те двое отошли и дали Матье инструменты. Превозмогая боль, сковавшую руки, плечи, ноги, он спрыгнул в яму и принялся работать заступом, самоотверженно, как никогда. Сама усталость подстегивала его. Он источал ярость, которая тут же оборачивалась против него самого. Казалось, он стремился искупить какую-то ошибку. Смыть трудом и потом то, в чем никому не осмеливался признаться.
Матье снова впдел перед собой Жоаннеса – там, возле чумного кладбища. Тогда он возненавидел этого незнакомца. А теперь вот копает для него могилу. А там, в бараках, возможно, отец Буасси тоже копает могилы, думая о Матье и удивляясь его низости. Святой отец, Антуанетта, которая, верно, до сих пор проклинает его и старается наслать на него болезнь. На мгновенье Матье показалось, что веточка омелы жжет ему кожу.
У него снова возникло желание от нее избавиться, но он подумал, что теперь уже не имеет на это права. Если омела сберегает его, она сбережет и тех, кто с ним рядом. И Матье обречен носить ее всю жизнь, потому что Антуанетта, конечно же, подкараулит издали тот миг, когда он поддастся искушению и сорвет омелу, и тут же нашлет на него болезнь. Против воли перед глазами его возникло ее тело и те мгновения, что он пережил с ней. И он стал копать еще яростнее и быстрее, точно желая забыться.
– Ты так надорвешься, – заметил Безансон. – Дай я хоть топором поработаю, чтоб согреться.
Вконец измученный, Матье отложил инструмент и прислонился спиной к земляной стене, а Безансон, спрыгнув в яму, протянул ему бутылку. Матье сделал хороший глоток и, глядя на Безансона, который легонько водил камешком по лезвию топора, начал:
– Послушай, Безансон, надо мне кое в чем тебе покаяться.
Тот поднял на Матье глаза, секунду посмотрел на него и, видя, что возница с трудом подыскивает слова, похлопал его по плечу и сказал:
– Можешь ничего не говорить, старина. Я ведь, понимаешь, тоже поездил и кой-чего понимаю.
Опять Безансон его не так понял, но у возницы и на этот раз не хватило
Махая топором, так что куски корней величиной с две ладони, разлетались в разные стороны, длинный Безансон продолжал говорить:
– Мы его здесь оставим, но ему не будет одиноко. Мы уже похоронили тут нашего кюре, двух стариков и ребенка. Кабы не снег, ты увидал бы их кресты. Когда люди вернутся, их отыщут. Они не сгинут навеки, как те, что сгорели в своих домах. И я тебе скажу: по мне лучше лежать тут, в лесу, чем превратиться в пепел под обломками. Так оно больше по-христиански. И по мне лучше лежать здесь, чем с чумными… Говорят, когда их много, по десять покойников в одну могилу кладут, а то и больше… Вдесятером в одной яме – что ни говори, а это не жизнь для порядочных мертвецов!
Смех Безансона скатился на самое дно ямы. Безансон вырвал корень, разрубленный двумя меткими ударами, и швырнул его на кучу земли. Трудно было Матье снова браться за заступ. Стиснув зубы, он принялся копать, в то время как Безансон, устроившись в противоположном углу, продолжал говорить:
– Мертвецам тут совсем неплохо среди деревьев. Перво-наперво, деревья поют чуть дунет ветерок. Птиц кругом – полно. Дождь не так мочит, а потом, когда холмик сравняется с землей, – ты и вовсе в лесу. В общем, совсем недурно, не хуже, чем еще где.
Безансон засмеялся и продолжал:
– А для подмастерья, вроде меня, лучше всего помереть на строительстве. Я только никогда об этом не мечтал, сам понимаешь, при нынешних-то делах. А ты небось не чаешь отдать богу душу под какой-нибудь повозкой? Господи ты боже мой, возница на веки вечные! Ну и ну, вот так дела!
Долго еще Безансон рассказывал о том, что мертвые могут подниматься вместе с соком по жилам деревьев, потом заговорил о ветрах и сказал, то и дело заливаясь смехом, что всех их окрестил, точно они – его артельные. И назвал их имена, да только Матье уже не слушал его. Он работал, как вол, и видел перед собой лишь ясные, как родник, глаза иезуита. Родник, вода в котором потемнела с той поры, как Матье ушел от него. Родник, который все больше и больше притягивал его к себе.
Когда яма была достаточно глубокой, так что волки уже не могли бы раскопать трупы, они отправились поесть в довольно просторную хижину, где Матье познакомился еще с десятком жителей селения. Мари, Пьер и малыши тоже сидели там. У всех глаза были красные. Безансон сразу, как вошел, подхватил на руки малышей и расцеловал. Потом поцеловал Мари и Пьера. Матье подошел следом за ним и, ни звука не говоря, проделал то же самое.
Когда он прижал Мари к груди, она прошептала ему на ухо:
– Спасибо. Вы так много сделали… И без вас мои малыши наверняка погибли бы.
Она громко зарыдала и упала на скамью, закрыв лицо руками. Матье опустил голову и сел туда, куда указал ему Безансон, – рядом с ним, на скамью, где уже сидели двое. Советник встал, и вслед за ним все остальные. Склонив голову над длинным столом, занимавшим середину комнаты, все перекрестились и прочитали молитву.
Однако возница, глядя на этих людей, видел перед собой других – те тоже стояли посреди барака и произносили ту же молитву вслед за отцом Буасси.