Порочная игрушка

Уэбстер К.

— Бог мой, — шиплю я, — ты выглядишь просто потрясающе, женщина.

Ее пухлые губы вытягиваются в натянутую улыбку, и я стараюсь отбросить похотливые мысли, чтобы сосредоточиться на том, что случилось. Они оба ведут себя крайне странно.

— В чем дело? — спрашиваю я с низким рычанием.

— Э-э-э… я, — шепчет она, — не надела ремешок.

Дрожь в ее голосе, наполненном страхом, бесит меня. Если кто-то тронул хотя бы один волос на ее голове, я его убью.

— Что случилось?

— Они, ну, думали, что я свободная игрушка.

Потрепали меня немного.

Все вокруг становится черным от ярости. Я выбегаю из ванной, по пути хватаю лампу со стола и швыряю ее на пол. Она разбивается, но я не останавливаюсь. Со сжатыми кулаками направляюсь туда, где Дюбуа меряет шагами комнату. Я толкаю его, и он тяжело падает на пол.

— Почему, черт побери, ты не позвонил мне? — ору я. — Кто, блядь, сделал больно моей женщине?

Дюбуа что-то бормочет о записях с камер видеонаблюдения и прочей херне. Мне плевать, что он там говорит.

— Бракс, — тихо зовет она.

Когда Банни обнимает меня руками, я успокаиваю шторм, который бушует внутри.

— Он должен был позвонить мне. Я играл в чертов гольф, пока кто-то причинял тебе боль! Где? Что они сделали с тобой?

Повернувшись в ее руках, я всматриваюсь в ее черты. Она сумела скрыть синяк на щеке и под глазом большим количеством косметики. И теперь, когда я внимательно осматриваю ее, то вижу, что шея усеяна синяками, которые она пыталась скрыть. На предплечье я вижу еще синяки, которые она не успела замазать.

Я убью того, кто сделал это с ней, голыми руками.

— Кто? Как он выглядел? Была ли с ним игрушка?

Банни встает на носочки и целует мои губы. Ее мягкое прикосновение успокаивает меня.

— Какой-то парень со светлыми волосами. Он просто играл со мной, пока не увидел золотой ремешок в моих руках. Потом он убежал. Я в порядке. Обещаю. Давай просто забудем об этом, Бракс. Я умоляла Дюбуа не звонить тебе, поэтому, пожалуйста, не наказывай его.

Бегло бросаю взгляд через плечо, чтобы увидеть, как Дюбуа отряхивается. Он возвращается на свое место и вновь работает на компьютере. Мы дрались и раньше. Но, несмотря на то, что я зол на Дюбуа, знаю, что он действовал в моих интересах. Он найдет ублюдка, который это сделал. Решимость в его глазах говорит мне об этом.

— На каком этаже это случилось?

Джессика кусает свою губу и думает, говорить мне или нет.

— Э-э-э… в лифте.

Я издаю стон. В лифте, на техническом этаже и этаже пентхауса нет камер для конфиденциальности наших членов. Если бы это случилось где-нибудь еще, я бы уже знал, какой придурок сделал это с ней, и убил бы его.

— Бракс, я клянусь. Все нормально. Это моя вина. — Ее улыбка почти убедительна. Но она настолько отрепетирована, что это пугает меня. Она делала это раньше, убеждала людей с очаровательной легкой улыбкой.

А я, блядь, ни хрена не убежден.

Это была не ее вина.

И я выясню, кто это сделал, а потом уничтожу.

* * *

Крепко держу Джессику за руку, когда мы выходим из лифта и идем к залу. Сегодня вечером я попросил Джамала и Гленн присоединиться к нам, и велел им привести с собой своих игрушек (это одно из преимуществ работы на меня). Дюбуа решил остаться и поискать следы происшествия. Я нахожусь на грани и не хочу общаться с Джеймсом, но это неизбежно.

— Бракс, приятель! — раздается голос Джеймса, когда мы входим в темный шикарный обеденный зал. Он встает из-за стола и шагает к нам.

— А это, должно быть, Банни.

Плотоядным взглядом он проходится по всему ее телу, и я хочу встать перед ней, чтобы защитить от его взгляда. Ладонь Банни холодеет, и я понимаю, что по какой-то причине он ее пугает.

— Банни, это Джеймс. Джеймс, это моя игрушка.

Он протягивает ей руку для рукопожатия, и когда она неохотно протягивает свою в ответ, он тянет ее в дружеские объятия. Мудак слишком много выпил и не понимает, что пересек черту. Она вскрикивает, когда он обнимает ее, и я тяну ее обратно, выдергивая из его лап.

— Руки прочь от моей игрушки, — говорю я низким, угрожающим голосом, больше похожим на рычание.

— Вау, чувак, я не хотел причинить ей боль. Я едва прикоснулся к ней. Ты в порядке, маленький персик? — спрашивает он, делая вид, что озабочен этим.

То, как он осматривает Банни с головы до ног, сводит меня с ума.

— Нет, — бормочет она, — тело немного болит после тренировки. Вы не могли этого знать.

Она играет. Скрывает избиение блондинистого ублюдка. Если бы у Джеймса не было темно-каштановых волос, я бы уже убил его только из-за этого.

— Я понял, — говорит он с гордой улыбкой. — Рад видеть, что ты занимаешься спортом. Игрушки должны быть в отличной форме. Вы с Браксом должны приехать в Джорджию как-нибудь. Персики там чертовски сочные и вкусные.

Банни хватается за мою руку, будто боится его, и я хочу ударить его в нос.

— Хорошо, Джеймс. Достаточно. Давай посмотрим на твою игрушку.

Он смеется и немного спотыкается, когда возвращается к круглому столу, за которым сидят остальные. На всех игрушках надеты черные ремешки, а Джесс с гордостью носит свой золотой. Даже если она повиснет на моей руке на всю ночь, этот ремешок не покинет ее шею, пока мы не окажемся в самолете, летящем обратно в Сиэтл.

Мы занимаем наши места, и Джеймс притягивает к себе крошечную брюнетку. Ее зрачки расширены, и она кажется потерянной. Я знаю этот взгляд. У Банни был такой же, когда она была под действием героина. Кажется, Джеймсу они нравятся такими. Губы Черри опухли, а на ее шее красуется смесь синяков и засосов.

Ужин неловкий. Джамал и Гленн ведут себя тише воды после фиаско с Тревором. Оба боятся меня, как будто в любую минуту я перелезу через стол и переломаю им все кости. Но сейчас они в безопасности. К концу вечера, единственный мудак, которого я хочу убить — это Джеймс.