Порочная жизнь настоящего героя

Конец был близок, неизбежен и неотвратим. Все мужчины должны идти навстречу своей судьбе. Как и все мужчины, Дэниел Стамфилд протестовал против своей неминуемой кончины.

– О, великие боги, я еще не готов! – прокричал он, подняв кулак к небесам.

Боги, великие или те, что обладали властью поменьше, не отвечали, но его компаньонка еще больше съежилась на своей стороне постели.

Дэниел не заметил этого. Он спрыгнул с кровати, нагой как в тот день, когда родился, и бросился к туалетному столику. Там он схватил бутылку – бренди или джин, или пряный одеколон – ему было все равно, что там. Он проигнорировал расположенное рядом зеркало, точно так же, как и не обратил внимания на обеспокоенное мяуканье

Мисс Уайт, когда поднес бутылку ко рту и сделал порядочный глоток. Затем еще один. Спиртное не могло ни изменить результата, ни отсрочить его. К тому же напиться до полусмерти в судный день – это не такой уж мудрый поступок, осознал Дэниел, что только еще раз напомнило ему о неизбежном.

– Покойник. Я погиб. – Он направился обратно к кровати, словно его могло спасти то, что он зароется в пуховый матрас, натянет на голову простыни и прижмет Мисс Уайт ближе к своему холодному телу. – Я слишком молод, чтобы умереть. Мне даже нет тридцати. Я думал, что у меня есть больше времени.

Разве не все люди так думают?

Однако записка все еще лежала на кровати, там, где он бросил ее, после того, как слуга принес это чертово послание. Да еще на серебряном подносе, не больше, ни меньше. Теперь Дэниел уставился на нее – дорогая почтовая бумага, плавный почерк, его имя на передней части сложенного листа, знакомая печать на обороте. Пристальный взгляд его голубых глаз не мог заставить эту записку исчезнуть – этот смертный приговор, конец беззаботных дней, это письмо от его матери.

– Они в городе, – пояснил он Мисс Уайт, – и ожидают, что я буду играть роль кавалера во время выхода в свет моей сестры. – Он с тоской посмотрел назад, на бутылку на столике, а затем на окно, выходившее в переулок, словно там лежал путь к спасению. Но Дэниел знал, что никакого спасения не было, во всяком случае – в Лондоне. – Я писал, что Сюзанна слишком молода, чтобы упражняться в реверансах при дворе. Твердил им, что они с матушкой должны приехать в город за покупками перед следующим Рождеством, чтобы сходить театр и посетить платные библиотеки. Несколько чаепитий и утренних визитов к старинным друзьям матушки, особенно к тем, у кого есть дочери одного возраста с Сюзанной. Я отвез бы их в «Амфитеатр Эстли [1] », чтобы посмотреть на трюки верховой езды. Сюзанне бы это понравилось. Мне нравилось, когда мне было столько же лет, как ей сейчас.

Дэниелу все еще нравилось посещать цирк, но сейчас он ходил туда больше для того, чтобы восхищаться наездницами, скакавшими без седла в обтягивающих трико и коротких, украшенных блестками, юбочках. Он застонал, припомнив, что теперь это будет всего лишь заветной, жалкой мечтой, потому что его семья прибыла в Лондон.

– Им хватило бы и краткого визита – у Сюзанны появился бы шанс увидеть столицу и приобрести немного городского лоска, и, возможно, завести нескольких новых подруг перед тем, как она появится на брачной ярмарке в следующем году. Неделя или две – вот о чем я говорил им. Но разве кто-то слушается меня, главу семьи? Нет, черт побери. Сейчас они здесь, и останутся на весь чертов весенний Сезон. Недели. Месяцы. Может быть, это затянется до лета. Целая вечность балов и приемов, маскарадов, представлений и поездок в оперу. Балы, – повторил он, теперь уже имея в виду кое-что другое [2] .

Больше никаких холостяцких дней, игры в карты, женщин и долгого сна, когда он наконец-то доберется до дома на рассвете или еще позже. Никаких поездок на скачки, бокс или драк в тавернах. И к тому же никакой удобной одежды. Молодой человек поморщился, глядя на свободную рубашку, которую он натянул через голову, и наспех надетые мешковатые казачьи шаровары. Скоро от них придется отказаться так же, как и от оперных танцовщиц и служанок.

Дэниел ощутил, как только что повязанный пятнистый шейный платок стянул ему горло словно петлей.

– Боже, они будут ожидать, что я надену атласные бриджи до колен и стану повязывать накрахмаленные

галстуки. – Он уже ощущал подступающую сыпь. И это самое меньшее, от чего он будет чесаться.

Некоторые мужчины возвращаются с войны с ранами, со шрамами или с медалями. Дэниел Стамфилд вернулся домой с сыпью. Как и все мужчины в его семье, Дэниел обладал даром – или проклятием, в зависимости от того, как это ощущать. Каким-то образом все они могли отличать правду ото лжи. Его дядя, граф Ройс, слышал диссонирующие ноты. Его кузен Рекс, наследник Ройса, видел красный цвет. Харри, другой, незаконнорожденный кузен, ощущал горечь лжи на своем языке. Дэниел? Его проклятие не было таким малозаметным или легко скрываемым. Это оказалось бы слишком легко, слишком удобно для человека, который и так уже выделялся, словно воспаленный палец, из-за своих огромных, неловких размеров. Воспаленный палец? Он был бы счастлив, происходи с ним только это. Но вместо такого недуга у Дэниела зудели пальцы на ногах, чесались уши, появлялись ярко-красные пятна на шее, лице и руках. И что хуже всего, слишком большая ложь, непрекращающаяся ложь, вопиющая ложь вызывала у него сильный зуд в причинных местах. Именно поэтому его вышвырнули из «Олмака» в первый же раз, когда он попал в этот священный зал благопристойности. Он просто почесал свой зад. Что, если Сюзанне из-за него откажут в приглашениях к этому священному алтарю, воздвигнутому обожествленными свахами?

Дьявол, да он скончается на первом же венецианском завтраке со всей этой вежливой ложью и неискренней лестью, которые изрекает бомонд. Его сестра и мать тоже скончаются – от смущения. Сезон Сюзанны будет испорчен, потерпит позорное фиаско. Ни один джентльмен не женится на ней. Милая маленькая Сьюки в семнадцать лет превратится в старую деву, и все из-за него и его чувствительной кожи. Он должен был остаться в армии, не важно, какой ценой. Возможно, у него есть время вернуться туда. Что из того, что война с Францией закончилась, и этот безумец Наполеон наконец-то побежден? Должны же где-то происходить сражения и где он каким-то способом может оказаться полезным. Где он принесет больше пользы, чем бедной Сюзанне.

Все потомки Ройсов были бесценны для правительства, хотя их служба обязательно держалась в секрете. Их бы сожгли как колдунов или чернокнижников, если бы кто-нибудь заподозрил их скрытый талант, или подвергли бы остракизму как шарлатанов. Они читают чужие мысли? Черт побери! Узнают правду? Чепуха. Так что они работали тайно, маскируя свой дар, выдавая его за мудрость, ум и необъяснимое везение.

Дядя Ройс состоял советником при судах. Харри раньше возглавлял шпионскую сеть. Рекс работал с Боу-стрит после того, как получил ранение во время войны на Полуострове – после того, как Дэниелу пришлось оставить армию. Вместе Рекс и Дэниел были внушающими страх Инквизиторами, офицерами разведки, отвечающими за допросы пленных вражеских офицеров. Одни только размеры Дэниела устрашающе действовали на узников. А безошибочные результаты допросов кузенов пугали всех остальных, включая их начальников. Так как только совсем немногие могли знать об этой фамильной черте, то военное министерство позволило распространиться слухам о том, что Инквизиторы – безнравственные скоты, подвергающие заключенных пыткам. Их одинаково презирали и враги, и друзья, несмотря на бесчисленное количество английских жизней, которое они спасли. У Дэниела не проходила сыпь.

Он вернулся домой, когда умер его отец, испытав облегчение от того, что у него есть причина покинуть службу в армии и уродливое, но важное занятие. Однако жизнь сельского сквайра, или городского денди, точно так же оказалась наполнена ложью, а вдобавок еще и скукой. Затем появилось и чувство вины за то, что он оставил Рекса одного служить стране, а это дурак дал себя подстрелить.

Дэниел поклялся приглядывать за своим кузеном и лучшим другом. Это ему не удалось. Он солгал, что было наихудшим из всего, что мог сделать родственник Ройсов. Когда Рекс превратился в угрюмого отшельника-калеку, Дэниел стал распутником, мотом, игроком, пьяницей. Он погружался в любой разврат, который предлагал Лондон, вместе с другими подонками и полусветом. Ну, так что из того, что его новые компаньоны лгали и обманывали? Их прибежища обычно были слишком темными, чтобы кто-то заметил пятна у Дэниела, а половина его соседей точно так же отчаянно чесалась – от вшей, блох или клопов. Женщинам платили за удовольствие, а Дэниел платим им скорее за то, чтобы они не притворялись, что испытывают нежные чувства или страсть. Его размеры и репутация защищали его от опасностей, таящихся в ночи, и его мощные кулаки поджидали любого, кто был достаточно глуп, чтобы напасть на него в темноте.