Порочное влечение
Шрифт:
— Таня!
— …Роберт думал в последнюю очередь… Так когда?
Принявшись считать в уме, я с легкостью перескочила за отметку тридцать, а затем остановилась на сорока трех днях.
— Вот это полное попадалово! Либо ты залетела, либо у тебя серьезные женские проблемы. В любом случае нужен гинеколог. — деловито констатировала подруга и я была как никогда благодарна ей, что не впадала в панику, не обливала меня грязью и обвинениями. Она словно была моей второй сущностью, которая вовремя могла задать нужный вопрос, дать совет, помочь и обнять. За это я ее и ценила.
— Просто купи мне тест
— Так не выйдет… — смущаясь, девушка стыдливо отвела взгляд и тут же сказала: — Меня каждый раз перед встречей с тобой как перед посадкой на самолет проверяют! Все содержимое сумки вытряхивают…
Мы решили, что с тестом стоит пока повременить, чтобы лишние разговоры не шли по корпорации, да и Роберту не стоит знать… Конечно, переживания будут сжирать меня все оставшиеся две недели, но спокойствие того стоит.
Поговорив еще немного о конфликте Вероники и Тани, который был на самом пике, я отправила девушку на встречу с Романом. Мне удалось уговорить ее вести трансляцию всю дорогу, чтобы я не нервничала.
Было странно, что после такого «часа откровений» девушка так и не поделилась со мной той печалью, что была буквально высечена у нее на лбу и проявлялась в кругах под глазами и опущенных краях губ, что было совершенно не свойственно ее легкой натуре. Впервые мне показалось, что та не просто что-то скрывает от меня, а словно не доверяет и не разрешает перейти отведенную черту, что она для себя нарисовала.
— Захожу! — радостно осведомила она и принялась искать по столикам мужчину, которого никогда не видела, а только слышала мое описание. Я дала ей возможность проявить свой дар явновиденья, но затем просто попросила перевернуть камеру и указала на Усачева, сидевшего в самом конце общего зала и нервно попивавшего воду в стакане. Девушка быстро и уверенно подошла к нему и ошарашила нас обоих своим темпераментом: — Добрый день, Роман! Я — Таня, подруга Полины. Ваша дочь не может сейчас явиться на встречу, так что в этот раз придется довольствоваться разговором по телефону, но с видеосвязью. Вы не переживайте, у нее все хорошо, только вот с работы вырваться не удалось.
— А как мы тогда… — услышала я на заднем фоне растерянный голос отца, но у Тани на все был готов ответ.
— Я вам оставляю телефон, а вы тут болтайте. Подслушивать не буду и подсматривать тоже. Полная конфиденциальность! — оптимистично заверила она мужчину и тут же тихо прошептала: — Удачи!
Отец выглядел заметно хуже, чем прошлый раз. Под глазами пролегли даже уже не круги, а синие пятна, пока само лицо казалось неестественно бледным и осунувшимся.
— Дочка… — растерянно прошептал мужчина, глядя на меня, как-будто увидев впервые, и тут же в его глазах появилась скупая мужская слеза и смертная тоска. — Ты так похожа на свою мать… Эти глаза, волосы, губы… Так похожа! Эх…
В этот момент телефон дрогнул и я увидела, как на лице мужчины появилась судорога боли, а рука прижалась в животу так сильно, что появилась неестественная ямка на худом теле.
— Что с тобой?! — вскочив с кровати, закричала я, хотя было уже поздно…
— Все отлич…
Я видела, как глаза мужчины закатились, а лицо посерело,
— Я врач! Я помогу! — вмиг отреагировала молодая девушка за соседним столиком и черные, до боли знакомые волосы, мелькнули перед экраном.
Но я могла думать только об отце и о том, что он никак не начинал дышать.
Часть 18
Роберт.
В комнате подвального помещения главного офиса «ZoMalia Industries», где я проживал последнее время, стояла гробовая тишина. Маленькие экраны были расставлены в таком количестве по двум стенам, что мне пришлось вызвать еще четверых дежурных охранников, так как одному контролировать ситуацию рабочего этажа не выходило.
«Privat» загнали меня в угол и я уже ожидал подставы с любой стороны, даже Виктор Александрович Моргунов, мой проверенный жизнью психолог, больше не внушал бывалого доверия. Я вызвал его к себе на последний сеанс во внештатное время, чтобы проверить, как он отреагирует на мои, якобы, опасения о причастности Полины ко всей этой грязи. Ведь несмотря на то, что Артем всеми правдами и неправдами пытался доказать мне грешность моей девочки (видимо, это как-то было выгодно немцам), я всегда был уверен только в одном — Полина никогда бы не пошла против меня. Что-то светлое и чистое было в ее душе. И каждый раз, когда я заглядывал в ее глаза, то видел маленькую наивную девочку, ищущую во мне доброго друга, которого, увы, сейчас ей дать я не мог.
После побега Полины и бомбы под машиной ее подруги Тани стало ясно, что конкуренты просто играют со мной, считая себя у руля и, словно затаившаяся кобра, ждут подходящего момента, чтобы напасть на мою мышку, так как знают — она мое слабое место. Ведь, если бы они хотели, то точно взорвали автомобиль. Все это прекрасно понимали, включая меня. Действовать пришлось быстро и выход искать незамедлительно.
Решение приходилось принимать второпях и устраивать ловлю на живца. Только вот слово «наживка» в отношении к моей девочки звучало ужасно пугающе. И лишь полная уверенность, что с ней ничего не случится и я полностью владею ситуацией, немного успокаивала разбушевавшиеся нервы. Ведь только такими глобальными мерами я мог, наконец, избавить ее от постоянно надвигающейся опасности и… отпустить — исполнить ее главное желание.
Мне не удалось доказать причастность Моргунова к заговору немцев, так что все долгие часы в засаде просто размышлял над его словами насчет моего сдержанного, грубого, отталкивающего общения с Полиной. И я все больше приходил к выводу, что по-другому поступить просто не мог. Не мог!
Несмотря на сотни камер и специальных заглушек, внутреннее чутье неустанно повторяло, что этаж прослушивает кто-то кроме охраны. А, значит, я не могу поговорить с Полиной начистоту, слепо положиться на ее девичью несдержанность и лицо, выражающее все эмоции без разрешения хозяйки. Как, например, сегодня, она целый день после моего якобы отъезда в Германию то плачет, то смеется, что наталкивает на странные мысли… Разве не так ведут себя беременные или доведенный до отчаянно депрессии девушки?