Порочные цветы
Шрифт:
Его вульгарные признания дурманили мой разум, превращая мою волю в воск, из которого он мог лепить что угодно. Он влажно тронул губами мои губы, один раз, второй, третий, пока я не потянулась к его рту за новой порцией ласки. Тогда он отстранился, глядя мне в лицо с победоносным видом самца и заговорщически произнес:
– Мы с тобой отличная команда лгунов, по-моему. Ты просто восхитительна, когда лжешь, выкручиваешься и играешь роль порядочной сестрички. Я больше не могу этому противостоять. Понимаешь? – Его губы и язык вскользь коснулись моих, а потом он вдруг беззвучно захохотал. – Я просто обалдел, когда мама по телефону выдала мне эту душещипательную историю про рок-музыканта! Ты это сама придумала?
Я залилась краской и смущенно молчала, лишенная
– Скажи, что хочешь меня, девочка… – прошептал он, снова отстраняясь.
– Я… хочу тебя… – срывающимся шепотом пробормотала я.
– Тогда сними трусики… – Он приподнял серебристые складки платья почти до середины живота.
Вся дрожа от возбуждения и волнения, я стала стягивать с себя слабыми непослушными руками этот жалкий кусочек полупрозрачной ткани, который и так мало что прикрывал, а Митя с жадностью наблюдал, как обнажается вожделенный участок моего тела. Когда я слегка наклонилась, чтобы снять трусики до конца, он вытянул из брюк рубашку и распахнул ее, демонстрируя шикарный спортивный торс. Один только вид его загорелой гладкой кожи, его темных сосков, его упругих мускулов разбудил во мне охваченную страстью бестию. Прильнув к горячему телу брата, я принялась покрывать нежными поцелуями его шею и грудь, вдыхая аромат его кожи и робко пробуя ее на вкус. Дрожащие ладошки скользнули под мужскую рубашку, лаская и исследуя, сдвинули назад тонкую выглаженную ткань с его широких плеч и сбросили ее на пол. Дима смотрел на меня, не отрывая глаз, любуясь проснувшейся во мне безудержной нимфоманкой, которая нетерпеливо расстегнула ему брюки, выпуская наружу его окаменевший член в рельефных прожилках. Пальчики с наслаждением прошлись по бархатистой горячей головке, чувствуя, как она откликается на прикосновение. В ту же секунду Митя резко перехватил мои руки, отталкивая их в стороны, а потом одним махом посадил меня на холодную мраморную поверхность туалетного столика.
Уничтожая, испепеляя, насилуя меня взглядом, он рывком расстегнул сзади молнию на моем платье. Усыпанные кристаллами бретельки тяжело скатились с плеч, обнажая пылающие груди с маленькими вздыбившимися от волнения и возбуждения сосками. Его пальцы грубо сжались на упругих холмиках, заставляя меня издать нежный стон. Мужские губы, плотоядно всасываясь, захватили сосок, ласково теребя языком и чувствительно стискивая зубами. Я чувствовала, как между ног у меня все горит от нахлынувшей влаги, заставляя дрожать, выгибаться в нетерпении и задыхаться.
– Я съем тебя, маленькая… – тяжело дыша, прошипел он мне в губы, допьяна напившись вкусом и запахом моей кожи и сладко целуя. Его пальцы продолжали умело распалять мои соски, и без того раскрасневшиеся от его страстных укусов. – Раздвинь ножки… вот так… – порочный шепот опалил ушко, шею, плечо, а его бессовестные пальцы уже двинулись вниз, погладили животик, нашли мягкие лепестки внизу, потерли мокрый пульсирующий бутончик. – Тихо, тихо, Мариш… Моя хорошая, ласковая девочка… – его губы облизали вымазанные моей влагой пальцы, а затем накрыли мой рот, заставляя вспыхнуть от стыда и острого, сводящего с ума желания. – Чувствуешь, какая ты вкусная?
Не услышав ответа на свой непристойный вопрос и наслаждаясь моим полубессознательным состоянием, брат хищно улыбнулся, склонился ниже, заставил меня откинуться назад и шире развести колени. Его рот крепко прижался к моей горящей киске и язык принялся чувственно скользить по упругому вздыбившемуся бугорку. О боже… боже… я закрыла глаза и закинула голову, содрогаясь от мучительных конвульсий… это сладкая смерть, головокружительный полет, падение в пропасть, погружение на глубину… Резко поднявшись и притягивая меня к себе, брат беспощадно вырвал меня из этого блаженного транса, заставляя вернуться к реальности. Не дав опомниться, он подхватил меня
– Это безумие… – с порочной улыбкой на губах прошептал он, любуясь представшей перед ним развратной картиной. Мы расслабились в блаженном изнеможении и счастливо рассмеялись, испытывая невероятную легкость после такого томительного напряжения. В порыве неконтролируемой нежности я прижалась к его истерзанным ласками губам, снова требуя поцелуя, а кончиками пальцев нежно погладила его гладкую кожу на груди, под которой перекатывались крепкие мускулы. От созерцания его мужественной красоты голову охватывал сладкий дурман. В его опьяневших от страсти глазах я читала восхищение. Я чувствовала, что он весь вымотался, но его тоже тянуло ко мне, непреодолимо и безнадежно, как тянет вниз, когда стоишь на мосту, а под тобой проносится головокружительный поток.
Немного отдышавшись, он потянулся к пачке одноразовых салфеток на раковине, вытянул несколько и подал мне. Смутившись, я отвернулась и быстро привела себя в порядок, но вдруг ледяной страх сковал мне сердце.
– Дим… мы же не предохранялись.
Брат сглотнул и на миг отвел взгляд, но потом сжал мое лицо между ладоней и поцеловал в нос.
– Мариш, ничего не будет. После такого не будет… Я клянусь. Никогда не бывает…
– Звучит не очень убедительно… – жалобно пролепетала я.
– Послушай, мы больше никогда не станем так делать и будем предохраняться. И завтра же купим тебе тест. Я просто не смог сдержаться, прости… Но я клянусь, что с тобой все будет в порядке.
Он снова нежно поцеловал меня в нос и в губы, а на меня вдруг навалилось невероятное чувство стыда и страха. Раньше мне и в голову не приходило задумываться о таких вещах, как нежелательная беременность. Теперь же эта новая ответственность казалась каким-то неподъемным грузом и страшным наказанием за то, что посмела преступить запретное. К тому же я вдруг с новой остротой осознала, что совсем близко, за дверью, находится столько людей, которые могли бы быть просто повержены в шок нашими действиями, которые осудили бы нас и испытали бы к нам отвращение, если бы только все узнали. Нам ведь предстояло вернуться в эту толпу, а мне казалось, что по страстному пожирающему взгляду Мити, по его необузданно-самоуверенной манере держаться со мной, а также по моему трепетно-восторженному отношению к нему все сразу догадаются о нашей с ним близости.
Пока Митя умывался, я взволнованно взглянула в зеркало, пытаясь прочесть в своих чертах что-то кричащее о грехопадении, что-то такое, что мгновенно выдало бы меня окружающим со всей подноготной. Но ничего такого уж необычного во мне не было. Я застегнула и оправила платье, подтянула чулки, машинально потянулась за лежавшей на туалетном столике расческой и пригладила пышные волосы, слегка поправила макияж и взглянула на брата. Он как раз застегивал пуговицы на рубашке, потом строго затянул галстук, поправил ремень на плотно облегающих крепкие бедра брюках, пригладил роскошные холеные волосы, слегка влажные и дерзко взъерошенные как у задиристого подростка, поднял с банкетки свой пижонский пиджак итальянского покроя и, оценивающе взглянув на меня, усмехнулся: