Порочный ангел
Шрифт:
Моя мама с некоторых пор стала слишком свободных нравов и чересчур обеспокоена моим воздержанием. Именно поэтому я мало рассказывала о себе последнее время. Одержимость положить меня под кого-нибудь начала приобретать нездоровые масштабы. Я вроде бы сначала пыталась убедить, что все в порядке, и сама разберусь, и мама даже соглашалась, но потом опять седлала любимого коня.
Вот и сегодня на нее нашло в самый неподходящий момент. И дела маме нет, что я готова сгореть со стыда. Для нее все, что естественно — не безобразно. Понятия личного очень
Мама вышла из кухни, оставив меня наедине с Москвиным. Это было, кажется, еще хуже, чем сам факт его просвещённости на мой счет. Но не так ужасно, как то, что мы должны были спуститься в подвал за вином.
— Пойдем, а то ведь никто не напьется, — проговорил Глеб, предлагая мне руку.
Я игнорировала этот жест и пропилила мимо него с гордым видом. Я знала, что в подвал нужно спускаться в конце коридора, но совершенно не разбиралась во всех этих стойках с марками и годами на бутылках. Кажется, Krug — это шампанское. Вот и все, что я знала. Найти его среди сотен бутылок было бы чудом.
— Я недавно привез Виктору десяток бутылок коллекционного вина, и он устроил мне экскурсию по погребу. Поэтому я неплохо ориентируюсь там, — проговорил Москвин, следуя за мной по пятам.
Он делал это бесшумно, и я вздрогнула, осознав, что он слишком близко. Слава богу, я обрела дар речи и даже разозлилась.
— Поздравляю вас, — процедила я сквозь зубы. — Значит, мы быстро справимся с поставленной задачей.
— Мда? А я думал, ты не из тех, кто торопится.
Я резко остановилась и моментально развернулась, ткнув пальцем ему в грудь.
— Если вы случайно узнали что-то личное, это не дает вам право издеваться, — выпалила я, отчаянно краснея, но уже не от стыда, а от злости.
— Разве я издевался? — приподнял он бровь. — Просто провел аналогию.
— Конечно.
Я поспешила отвернуться, не в силах снова выдержать его взгляд. Москвин прибавил шагу, обошел меня и толкнул дверь. Ступени вели вниз. Глеб щелкнул выключателем, и я увидела обширный подвал с дубовыми стеллажами.
Москвин подал мне руку снова, и я опять не воспользовалась его помощью.
— Между прочим, ты уже дважды игнорировала мою руку. Это тоже не очень вежливо, Олеся.
— Меня зовут Леся, — поправила я его. Ненавижу свое полное имя.
— А мама зовет Лесёнок.
Я вспыхнула снова, спеша вниз по лестнице, стараясь не упасть.
Это миленько, — продолжал глумиться Москвин. — И то, что ты бережешь себя — тоже. Или просто нет подходящего принца?
Я развернулась, снова глядя на него с вызовом.
— Глеб… Как Вас там по отчеству…
— Никак. Просто Глеб. Для тебя, — добавил он многозначительно и чуть тише, словно мы хранили какой-то важный секрет.
Мы и хранили, стоит признать.
Я не стала настаивать на отчестве, хотя мне не нравилось это панибратство. Он был старше меня лет на десять точно. Даже больше, наверно.
— Ладно, Глеб. Если Вы полагаете, что я буду с Вами обсуждать эту тему, то очень ошибаетесь. Я и с матерью об этом не говорю…
— Да, я заметил, — хохотнул он. — А вот она с тобой, похоже, часто говорит.
Я зажмурилась, не зная, как это все пережить, но Москвин сжалился и пошел вперед к стеллажам.
— Если честно, это же здорово, что воя мама такая продвинутая. Давай найдем Krug и Бордо.
Я поежилась, только сейчас замечая, что в подвале холодно. Тут же мне на плечи лег теплый пиджак Москвина.
— Не надо, — взбунтовалась я.
А он только взглянул и покачал головой, отметая мой протест. Меня окутал мужской свежий запах, а взгляд Глеба приговорил к молчанию во имя здоровья. Как ни крути, а платье у меня было очень легкое, тонкое. Москвин же остался в мягком черном свитере под горло. Он был на нем и днем. Наверно, именно из-за темной одежды мне казалось, что в нем есть что-то демоническое.
Я попыталась выдавить из себя благодарность за пиджак, но пока работала над подавлением гордыни, Москвин снова заговорил.
— Я так понимаю, Калинины не знают о твоих попытках стать моделью?
Благодарить его тут же расхотелось.
Почему нельзя просто молча найти вино, не поднимая неудобных тем?
— Хватит им и одной звезды, — пробормотала я себе под нос.
Москвин, кажется, услышал. Черт, зря я это вслух сказала.
— Имеешь в виду Лику? Да, от нее не в восторге заказчики, но все равно берут из-за Виктора. Ей карьера не светит дальше Москвы. А вот тебе — вполне.
— Да, конечно, — снова не сдержала я сарказма. — И Вы мне готовы помочь. Помню-помню. Спасибо. Не надо.
— Леся…
— Не надо. Я же сказала.
— Надо, детка. Подержи бутылки.
Я зажмурилась, повернувшись к Москвину. Когда открыла глаза, он смотрел на меня, протягивая две бутылки шампанского. Ухмылялся, разумеется.
Демон.
— Большое спасибо, — проговорил он, доставая еще две и ящик, в который все и поставил. — Бордо наверху, кажется.
Глеб приставил лестницу, чтобы добраться до полок с красным французским. Он снова подал мне бутылки, и я составила их в ящик.
Он спустился быстро. Я не успела отойти, а Москвин уже избавился от вина и неожиданно казался слишком близко.
Я вжалась в стол, на котором стоял ящик, попыталась отстраниться, но Глеб молниеносным движением подхватил меня под бедра и усадил на столешницу.
— Вы с ума сошли! — зашипела я, а ведь хотела крикнуть.
Его близость опять подавляла все мои попытки быть независимой и неприступной. Едва я ощутила его прикосновение, то просто оцепенела. Сил хватило только отползти по столу подальше, но при этом мои ноги почему-то разошлись в стороны, и Глеб уютно устроился между ними. Он уперся кулаками в столешницу, запирая меня и наклонился, почти касаясь своим носом моего.