Порочный бит
Шрифт:
– Вы встречались вчера, не помнишь? Александра, Элла, – сухо отозвался я и представил застывших девушек друг другу.
Посмотрев на Сашку, я нахмурился. Её взгляд медленно отсканировал вторую спальню, дверь в которую осталась открытой. Оценил вид смятых простыней и раскиданных подушек, затем вернулся на длинноногую пигалицу. Ни единая мышца не дрогнула. Ни слез, ни недовольства,
– Эля! Мне зовут Эля! – надула пухлые губы, как оказывается, Эля.
Да похер. Ни капли раскаяния в моем лице найти не удастся, потому как его нет.
– Еще увидимся, Эля, – намекнул я, что даме пора возвращаться в свою спальню, где якобы не работал душ с утра.
Но, к моему великому огорчению из двух девушек, понятливой оказалась не та, что я бы хотел.
– Пожалуй, я приму душ у себя, – развернулась к двери Санька и, проходя мимо меня, шепнула: – Бабник!
Сто процентов Сашка решила, что я с ней спал! И ведь не поверит, что эта хитрая девка явилась сюда «типа помыться» только утром!
– Зайду за тобой в четыре, будь готова, – буркнул я, сморщившись от перспективы остаться наедине с ушлой девицей.
– Тебе тоже пора, Геля, – хмуро кивнул я на выход. – Мне нужно собираться.
Проводив напросившуюся на помыться девицу, я было хотел захлопнуть дверь, как сбоку гаркнул дед:
– А я вижу утро у тебя доброе, Антуан.
Бля! Ну что за подстава на подставе с утра? Любимый дедуля стоял чуть поодаль, в широко распахнутых дверях на террасу второго этажа. Опять кофе хлестал втихаря, чтоб мать моя, и она же его дочь, не спалила и не отобрала.
– Ты бы завязывал кофе с коньяком с утра хлестать. Подводит тебя зрение, дед. Утро хуже не придумаешь, – не согласился я с ним.
– Судя по выпорхнувшему из твоей спальни вороху бабочек, должно быть наоборот. Иль ты опростоволосился? С двумя не справился? – подначивал меня дед, шутками, которые шли вразрез моему настроению.
– Обсуждать свою интимную жизнь с восьмидесятилетним стариком как раз то, чего мне не хватало, дед, продолжай, – ёрничал я, возвращаясь в комнату с новым гостем, который с ходу оценил обе смятые постели моих комнат. Засада, шо пиздец!
– Спасибо, что напомнил, повеса Токсик. Я как раз и пришел поговорить о том, что уже стар и тебе пора заканчивать со своей праздной жизнью.
Мои глаза закатились настолько, что, кажется, я видел свой мозжечок. Разговор о том, что Антуан должен жить так, как ему предназначено родословной, меня уже утомили, и родители давно смирились с тем, что заставить меня заниматься строительным бизнесом им не удастся. Но дед Филипп упёртый. Его просто так не прогнуть, манипулировать им так, как безумно любящими единственного сына родителями, не получится. Филипп Бертран мужик старой закалки, и все эти ноу-хау воспитания детей с уважением в них личности ему неизвестны.
– Изнемогаю от любопытства, какие же аргументы на этот раз? – сложив руки на груди, скривил я губы в ухмылке.
– Ну что ты как маленький, Антуан. Какие еще аргументы? Банальный шантаж! – лукаво ухмыльнулся дед. – Жду тебя в кабинете. И дюже прошу, прикрой свои бананы, прежде чем явиться пред нарисованные ясны очи предков.
– Жулик, – проворчал я, глядя как дед Филипп покинул мои апартаменты, деловито заложив руки за спину и весело насвистывая.
Проводить со мной воспитательные беседы дед предпочитал в своем просторном кабинете, где все стены были завешаны портретами династии Бертранов, уходивший далеко на столетия назад. С портретов на меня смотрели люди благороднейших кровей, сплошная аристократия и знать. И лишь на самом скромном, задвинутым в самый угол, был мой кумир семейства Бертран – дядя моего деда по материнской линии – Готье Тосни. Для этого типа появиться в пивнушке Марселя без подбитого глаза было всё равно, что завалиться в Лувр в грязных сапогах и пропахшей силосом фуфайке – одним словом, моветон и полнейшее пренебрежение нормами этикета. И он единственный из всех первых сыновей династии Тосни, женившийся по любви на простой торгашке, что в его время крепко осуждалось в обществе.
Конец ознакомительного фрагмента.