Порочный
Шрифт:
– Там что, кухня, Бен?
Он задержался у двери и кивнул.
– Да, мэм.
– Иди медленно.
Очередной кивок.
– Да, мэм.
Он взялся за ручку, медленно повернул ее, и распахнул дверь. Потом снова поднял руки и шагнул на кухню.
Джессика остановилась у двери и смотрела, как он прошел в середину комнаты, размером примерно вдвое меньше гостиной. Она увидела дровяную печь и еще один стол. Несколько шкафов и другую дверь, ведущую на улицу.
– Стой, где стоишь.
Бен остановился, держа руки поднятыми.
В руках у Бена было ружье.
Другой мужчина держал тяжелый черный горшок.
Они не смотрели на нее.
Наверно, думали, что она в отключке.
Идиоты.
Бен закинул ружье на плечо.
– Что-то не торопился ты прийти мне на помощь.
Другой мужчина пожал плечами.
– Черт, Бен. Я и не знал, что у тебя проблемы, пока не услышал женский голос в гостиной. Он бросил взгляд на Джессику. Она полуприкрыла глаза, изобразив бессознательное состояние.
– Она чужачка.
Бен рассмеялся.
– А кстати, праздничный пир на носу. Нам повезло.
Пир?
О чем болтают эти деревенщины?
Какая, к черту, разница?
Она притянула колени к груди, а потом резко выбросила ноги вперед, ударив мужчину, стоявшего ближе к ней. Удар пришелся ему в колено, и он удивленно взвизгнул от боли. Выронив горшок, мужчина упал в дверной проем. Оставаясь в движении, Джессика сделала Бену подсечку, прежде чем тот смог направить на нее ружье. Ружье вылетело у него из рук и лязгнуло об пол. Джессика продолжала двигаться. Выброс адреналина в кровь произвел кокаиновый эффект, когда она, не останавливаясь, подхватила ружья и вскочила на ноги.
Мужчина в гостиной начал подниматься.
Джессика прицелилась и выстрелила.
Пуля попала ему в висок. Кровь и мозги забрызгали стол гостиной.
Слегка успокоившись, Джессика уставилась на Бена. Его трясло. Он поднял руки вверх, ладонями наружу. Умоляюще.
Она усмехнулась.
– Ты солгал.
Она развернула ружье и, опустившись на колени, обрушила приклад ему на лицо. Раздался треск носового хряща. Ружье опустилось еще, хрустнули зубы. Его рот наполнился кровью. Ружье опустилось еще.
Еще.
И еще.
Когда он перестал дышать, Джессика поднялась на ноги. Посмотрела на мужчину в гостиной. Посмотрела на Бена. Покачала головой.
– Сколько еще вас ублюдков мне придется сегодня убить?
Ключи, как и сказал
Хоть в чем-то он не солгал.
Она быстро осмотрелась, у нее мелькнула мысль обыскать место.
Нет.
Нельзя терять время.
Она вышла к грузовику.
Глава тринадцатая
Эбби была не то, чтобы совестливой. На первом месте для нее была всегда она сама. Временами ей приходилось проявлять самоотверженность, особенно когда дело касалось вопросов семьи, и поэтому ей часто приходилось действовать и вести себя наперекор своим тайным убеждениям и желаниям. В молодые годы это не было большой проблемой. Она была уверена, что ее жизнь уже предопределена. Достигнув детородного возраста, забеременеет. Родит. Снова забеременеет. И так пока не постареет и растолстеет. Пока не станет новым воплощением своей матери, матриархом, главой клана Мэйнардов и наследницей воистину легендарных пропорций.
Эбби поморщилась.
Да, уж. Королева Дерьма из Города Дерьма.
Сейчас это казалось какой-то убогой мечтой, но когда-то она очень хотела принять на себя роль матери в этом обществе. Имя Мэйнардов по-прежнему кое-что значило, даже спустя столько лет после ареста и казни на электрическом стуле Эвана Мэйнарда, который во времена сухого закона сколотил на незаконной торговле самогоном немалое состояние. Большая часть этих денег по-прежнему была где-то здесь, в тайниках по всему Хопкинс-Бенду и его окрестностям. Включая Дэндридж, куда больше никто не ходил. Месторасположение некоторых тайников унес с собой в могилу Эван, лично казнивший семерых мужчин, которых он заподозрил в сотрудничестве с федеральным правительством.
Однако Эбби знала расположение по крайней мере одного из тайников. Она вспоминала про увиденные деньги с привычным уже легким трепетом алчности, смешанной со страхом. Однажды она их считала. Более пятидесяти тысяч долларов очень старыми купюрами, туго скрученными в трубочки. Она обнаружила кувшин случайно два или три года назад, копаясь в самых темных уголках погреба во время очередной маминой отлучки. Было так заманчиво взять деньги и убежать из Хопкинс-Бенда. Но страх и сомнение удерживали ее от необдуманных действий. Деньги были очень старые. А там был яркий, сверкающий новый мир. Там сейчас все было по-другому. Эти древние банкноты привлекли бы внимание и возможно, доставили бы разные непредвиденные трудности.
Поэтому она осталась.
И вот теперь она, прогуливаясь по лесу, пыталась привести мысли в порядок. Понять, действительно ли она готова предать семью самым циничным образом. Но не вопрос, сможет ли она это сделать, мучил ее совесть.
Нет. Черта с два.
Она жалела, что солгала "ужину". Сказала, что поможет ему убежать. Может, поможет. А может, и нет. Она терзалась сомнениями. И не приняла окончательного решения касательно своих действий. Но ему пока не нужно это знать.