Пороги рая, двери ада
Шрифт:
— Вышло простое недоразумение, в темноте не разобрались. В здешних местах полно подозрительных личностей, вот мы и стали защищать имущество, примирительно произнесла я.
— Да вся ваша компания нетрезвая была! Вон какой фон стоит! — сморщил нос Юсупов.
— Ты майор лучше молчи! — ехидно прервал его подполковник. — Ежели группка пьяных обывателей смогла твоих орлов под орех разделать, то что будет, если они с трезвыми столкнуться? Слава Богу, сообразили хоть подмогу по рации вызвать. Ладно, граждане, предъявите для порядка документы, и разойдемся по-хорошему. Не станем мы в суд такое
Я поняла, что мои дела плохи. Если они сейчас обнаружат, что я живу по поддельным документам, то свезут меня в каталажку до выяснения. А если им вздумается еще и обыск устроить? В газетнице-то у меня — «беретта»! Выхода нет, — придется колоться.
Собутыльники мои успели уже смотаться за паспортами. Бедного курсанта посадили переписывать из них сведения. Валентина Петровна прибежала с документами Прохора и сообщила, что прогладила ему поясницу горячим утюгом и уложила больного в постель. Начальство уже откровенно зевало и допивало налитый ему клубничный компот. Я смирно сидела у стола и когда курсант, завершая список, вопросительно взглянул на меня, обреченно встала и поманила подполковника в комнату. Он удивился, но пошел. Там, закрыв поплотнее дверь, я мрачно объявила:
— Хочу сделать важное признание: меня зовут Алиса Бушуева. Меня считают погибшей, поэтому документов предъявить не могу, даже свидетельство о смерти.
Подполковник устало опустился на стул и ласково мне улыбнулся:
— Знаете, я всегда считал, что женщинам нельзя употреблять много спиртных напитков и смотреть по телевизору криминальную хронику. Завтра проспитесь, и стыдно будет за сегодняшние выкрутасы.
— Но я на самом деле Алиса Бушуева, — разозлилась я. — Неужели вы не хотите услышать, что произошло со мной и кто на самом деле погиб с моим мужем в машине?
— Милая девушка, ну посмотрите на себя в зеркало. Алиса Бушуева была худенькой длинноволосой блондинкой, а вы…
— А я подстриглась и перекрасилась, — обиженно настаивала я.
— И набрали полпуда лишнего веса?
Я обернулась к зеркальной дверце шкафа. Да, действительно, физиономия моя здорово округлилась да еще и загорела. То, к чему я стремилась, свершилось, — я бы сама себя не узнала в этой взъерошенной девахе.
Но сейчас меня это не обрадовало, а разозлило еще больше.
Повернувшись к Власову, я обнаружила, что он нахально открыл мою висевшую на спинке стула сумочку, достал оттуда фальшивый паспорт и с увлечением его изучает. Захлопнув книжечку, он протянул ее мне и зевнул:
— Ну вот, Ирина Ивановна, а вы говорили, что документов нет. Ложитесь-ка вы, милая дама, спать, а то уже светает.
За окном, действительно, розовело небо. Я стояла, растерянно хлопая глазами — неужели он не видит, что паспорт липовый? Возможно, неяркий свет шестидесятиваттной лампочки из-под шелкового с бахромой абажура и крайняя усталость подполковника сыграли свою роль? Во всяком случае, на лице его читалось полное равнодушие к моей особе и даже раздражение.
— А что, были еще женщины, называвшие себя Алисой Бушуевой? — не удержалась я от вопроса.
— Ага, две штуки. Обе — вылитая покойница, и обе — полные психопатки. Увидели по телевизору фотографию в новостях,
— Ладно, — махнула я рукой, — только потом не говорите, что я не ставила вас в известность… И вот еще что, больше облавы на Федора не устраивайте, я оформляю опекунство над мальчиком.
— Вот и ладненько, — обрадовался Власов. — Думаете, мне самому нравится за этим Маугли по буеракам гоняться? Пусть уж лучше с вами живет.
На этом мы с подполковником распрощались. А ведь мог, как минимум, благодарность в приказе отхватить, если бы мне поверил. Вон, уходя, газетницу задел и даже не проверил, отчего она такая тяжелая…
Эх, милиция ты наша незадачливая, не твой сегодня день, точно — не твой. Вернее, ночь.
Я устало опустилась на диван. За стенкой шаркали ногами и негромко переговаривались расходящиеся восвояси незваные гости. Вот в последний раз скрипнула дверь, и все стихло. Когда я выползла на веранду, то обнаружила только пустую кастрюля из-под компота. Судя по отсутствию раскладушки, спящую Настю унесли на ней, как на носилках. И правильно сделали, могучая дама спросонья ведет себя шумно и агрессивно, могла мне нечаянно и дом сломать. Интересно, где Федора черти носят? Пора бы ему возвращаться.
Во дворе тоже не было уже ни души. Роскошный рассвет, пахнущий левкоями и влажной от росы травой, полыхал над спящей Шушановкой. Я заглянула на всякий случай в гараж, надеясь, что Федор спрятался там, но, очевидно, простые решения не для него — в гараже никого не было. Вздрагивая от утренней свежести воздуха, я побегала по окрестностям, пугая невыспавшихся собак. Безрезультатно.
Сон мне заменило обливание холодной водой под вишней. После этой процедуры тупая боль в висках и тошнота от выпитого накануне почти прошли. Я заставила себя сесть завтракать, но кусок не лез в горло.
Скорее всего, этот паршивец дрыхнет где-нибудь на чужом чердаке, а я тут с ума схожу.
Пейджер подал сигнал, когда я допивала вторую чашку крепкого кофе. Я вытащила черную коробочку и прочитала: «Со мной все в порядке. Тебе сообщат. Я тебя целую. Твой Егорушка». Сказать, что ноги у меня подкосились, значит не сказать ничего, — я почти умерла от ужаса. Господи, неужели кто-то опять похитил Егора? Но как они его нашли? Проследили за машиной Купавина? И кто это может быть — ведь Игорек в больнице, Сима в СИЗО, а Самурай… Где может быть Самурай, я точно не знала, поэтому представила самое плохое — мой сын в руках этого отморозка.
Я в десятый раз перечитала сообщение, стараясь хоть как-то взять себя в руки, и внезапно обнаружила в нем странность, даже две странности. Во-первых: Егорка терпеть не мог, когда его называли Егорушкой, во-вторых он не любил целоваться, просто отвращение испытывал, когда кто-нибудь чмокал его в щечку, а уж сам даже помыслить не мог кого-нибудь поцеловать. Севка всегда подтрунивал над ним: «А кто же будет с твоей женой целоваться? Чужой дядя?» На что сын с мрачным видом отвечал: «Пусть кто хочет, тот и целуется, только не я!»