Пороги сновидения
Шрифт:
Ведь, как показала история, не всякое исследование, даже если оно расширяет знание, — несет свет. Материалистическая наука, направленная на разъятие природы и разложение вещества, наделена двойственной сутью. Она словно иллюстрирует Экклезиаста, на протяжении веков непрерывно подтверждая, что «познание преумножает скорбь». Новый свет погружает человека в новую тьму. А как же иначе? Если сознание не направлено на «просветление», то в каждом своем феномене Мир демонстрирует нам нашу собственную двойственность. Созидание и разрушение, счастье и страдание — они неразрывны, и в каждом опыте со всем свойственным Реальности безразличием Мир предлагает нам лекарство и болезнь.
Предвидел
И все же подлинно «светоносные» опыты возможны. Это опыты, исследующие возможность усиления нашего осознания. Здесь каждый эксперимент — шаг в сторону свободы.
Странно, что наиболее «светлый» тип познания встречает резкое неприятие сторонников религиозной духовности. Богословы даже сформулировали на этот счет специальную концепцию. Утверждается, что любая попытка человека улучшить свою природу, открыть принципиально новые поля познания и самопознания — иными словами, выйти из «ничтожного состояния» — есть форма лжерелигии, именуемая «человекобожие», религия антихриста{32}. Здесь явно чувствуется отрицание истории, Времени, неприятие изменений и страх перед ними.
Мы — противоречивые существа. Жаждем нового и одновременно страшимся его, монотонное повторение — наша тюрьма и наше убежище. Мы готовы смириться с «люциферической» (в мрачном смысле этого слова) наукой, которая побеждает и переделывает внешнюю Природу, — с той самой наукой, что «отягощена злом», питает нашу гордыню и способна нас погубить, потому что она как бы не затрагивает нас самих. Мы не желаем понимать, что это иллюзия, — всякое познание, независимо от его объекта, изменяет человека. Как раз такие изменения наиболее опасны, поскольку не осознаются. Но стоит человеку коснуться собственной сути, направить внимание на себя непосредственно, и он начинает чувствовать угрозу для своей неизменности. Консерваторы пугаются и вспоминают о «религии антихриста».
Идеологи религиозной духовности утверждают в духе принятого ими креационизма, что человек остается таким же, каким был во время Божественного Откровения. Его потенциал, его резерв — не в будущем, а в прошлом. Он должен реставрировать себя, чтобы заслужить Спасение.
Однако жизнь — это процесс, и в ней нет ничего неподвижного. Отрицать изменение и стремление к самотрансформации — значит проповедовать застой и вечное повторение.
Непредвзятому мыслителю, свободному от религиозного гипноза, очевидно, что желание человека реализовать скрытые в его существе потенции глубинным образом присуще нашей природе. Человек занимается этим с момента своего возникновения. Он может не осознавать смысла своих трудов, но все они так или иначе ведут к самоизменению. Каждый раз, вырабатывая в себе какой-то навык мышления и осознания, человек модифицирует свой психоэнергетический механизм. Здесь нет ни «греха себялюбия», ни самообожествления. Первопричиной человеческого стремления к трансформации является осознание и возникшая из него способность к произвольной саморегуляции.
И чем интенсивнее осознание, тем меньше человек склонен испытывать гордыню, поклоняться себе, считать себя пупом вселенной. Ибо антропоцентризм — детище той самой ограниченности, которую растущее осознание естественным образом преодолевает.
Крайне важно понять, что человек, как было сказано, меняется независимо от своего сознательного желания. Он — становящееся существо. Однако тенденции этих изменений могут быть разными, даже противоположными, могут нести как свет, так и тьму. Это зависит от нас.
Мы медленно, но неотвратимо мутируем. В области биологии это микроскопические сдвиги на уровне метаболизма и гормональной активности. Чуть ярче это выражено в психофизиологии и касается прежде всего реактивности организма. Но самая подвижная часть (что совершенно очевидно) — наша психика. Здесь мы наблюдаем постоянные изменения психологической конституции. Они обусловлены интенсивной перестройкой мыслительных процессов и механизмов, адаптацией второй сигнальной системы к меняющемуся с каждым веком описанию мира. Именно описание определяет нашу психодинамику, структуру распределения внимания и все то, что неопределенно называют «духовным миром» человека.
Любой цивилизованный европеец, поживший среди австралийских аборигенов или закрытых африканских племен, находит множество различий между нынешним человеком и человеком древним. И эти различия обусловлены не только количеством знаний, но самим способом осознания себя и мира, структурой и качеством мышления, иерархией психологических ценностей и содержаний.
Так, человек нового и новейшего времени позиционирует себя в мире принципиально иначе, чем человек первобытный, античный или средневековый. У него, в частности, заметно снизилась потребность в поклонении (Богу, божествам или духам, себе самому). В картине мира современного образованного человека идея поклонения находится на периферии сознания, поскольку все больше распространяется представление об относительности оценок, суждений, объектов. В этом ряду человек так же относителен, как и все остальное. Как можно поклоняться относительному явлению?
Конечно, всякая сложная система (которой в нашем случае является человек) в момент психологической или иной перегрузки склонна деградировать. Психическое истощение, интенсивное страдание и т. п. могут вернуть человека в то состояние, когда поклонение вновь оказывается актуальным элементом. Для нашей эпохи это — регрессия. (Об этом, в частности, писал Л. Леви-Брюль: «Явления «архаической психики» свойственны не только первобытному человеку или «отсталым» народам современности, но и цивилизованному человеку в некоторых индивидуальных и коллективных проявлениях — поведение в ситуации неопределенности, угрозы, в религиозных обрядах, в ситуации толпы».) Кроме того, следует учитывать, что так называемые «цивилизованные» люди пребывают на разных уровнях развития — от самого примитивного до самого сложного.
Когда религиозные мыслители говорят о неизменности homo sapiens, они акцентируют узкий крут избранных свойств нашей психики и заявляют, что это и есть сущность человека. Но влияние истории заметно повсюду. Тысячу лет назад европеец не знал любви в нынешнем смысле этого слова. Его «любовь» была другая — она иначе осознавалась, переживалась и выражалась. Грандиозные изменения претерпели почти все фундаментальные понятия: знание, ответственность, долг, служение, нравственность, а более всего — понятие свобода.
Обнаружение исторической изменчивости душевного и духовного мира человека вызвало к жизни целый ряд дисциплин — историческую психологию (начиная с Мейерсона и даже раньше, со времен В. Вундта), культурно-историческую психологию Выготского-Лурия, палеопсихологию и, главное, — историческую психологию личности, принципы которой впервые также сформулировал Мейерсон. Он определил, что «предметом исторической психологии является процесс развития отдельных психических функций (восприятия, памяти, мышления, личности) в изменяющихся конкретно-исторических условиях человеческой деятельности».