Порох. От алхимии до артиллерии: история вещества, которое изменило мир
Шрифт:
Когда цепь конфедератов приблизилась, канониры северян выпалили литым ядром прямо в гущу врагов. Пристрелявшись, они отмерили фитили своих гранат таким образом, чтобы снаряды взрывались прямо перед цепью. Удачно попавшая граната могла убить разом десять человек. Солдатам Петтигрю на левом фланге Конфедерации досталось больше всего. Некоторые из них впали в панику и бросились назад, другие сдались, третьи просто залегли.
Но солдаты Пиккета продолжали идти вперед. Янки признавали впоследствии, что «это было величественное зрелище», «высочайший образец мужества». Тысячи людей шли через поле, словно на большом параде, полковые оркестры отбивали шаг, сверкающие штыки сливались в целую реку стали. Один
Сами они, припав к земле позади невысокой каменной ограды, видели, что противник вдвое превосходит их численностью. Они не стреляли, пока конфедераты не подошли достаточно близко. В войнах прошлого офицеры старались добиться лишь согласованности залпа, но теперь приказы были иными. «Целься ниже!» — пронеслось по рядам: в бою солдаты часто брали слишком высокий прицел. «Целься точнее!», «Ниже и ровней!»
Затем северяне открыли огонь, и драка началась всерьез. Непрерывная стрельба лишала солдат присутствия духа, она была «похожа на треск, что издает мальчишка, бегущий с палочкой вдоль частокола, — только во много раз сильнее». Для наступающих внезапный огонь северян был «словно буря, швыряющая в лицо снег с дождем, от нее перехватывало дыхание». Атакующие шли вперед, сильно наклонившись, словно преодолевая встречный ветер. Пули стучали в деревянную изгородь — последнее препятствие перед линией северян. Люди Пиккета, перелезавшие через изгородь, «падали с нее, словно скошенные гигантским серпом».
Только когда до линии янки оставалось тридцать ярдов, южане, до тех пор сохранявшие равнение, бросились в атаку. К этому времени в них стреляли и в лоб, и с незащищенных флангов. Немногим из них удалось ворваться на позиции противника. Финал был стремительным. «Все кончилось в два счета», — вспоминал солдат-северянин. Федералы выстояли. Через двадцать минут после начала величайшее сражение пороховой эры было завершено. Уцелевшие конфедераты отступили на свои позиции, более половины из них лежали на поле боя убитые, были ранены или взяты в плен. «Мы не обрели ничего, кроме славы», — подвел итог один капитан из Вирджинии.
Ночью пошел дождь. Сотни раненых лежали на ничейной земле между позициями двух армий, стенали от боли и умирали. На следующий день ни та ни другая сторона не была в состоянии возобновить поединок. В ночь на четвертое июля Ли покинул поле битвы, забрав раненых. Отступление в Вирджинию было мучительным.
После окончания военных действий доктор Рид Бонтеку, начальник армейского госпиталя в Вашингтоне, подготовил фотографический отчет о типах боевых ранений Гражданской войны. На снимках лишь с трудом можно было узнать тех жизнерадостных воинов, которые накануне войны посылали любимым свои фотографии в рамках. Все изменилось — вместо рук и ног теперь были культи, мундиры были разорваны, так что можно было увидеть гноящиеся раны, искалеченные тела и уродливые увечья — прискорбные последствия воздействия пороха на беззащитную плоть. А на прежде бодрых лицах лежала печать пережитого ужаса, усталости и безмерной печали.
Глава 13
Старый добрый товар
«Помню отчетливо: я поднял глаза на окошко над дверью и, прежде чем услышал какой-либо звук, увидел, как стекла вылетают из рамы — каждое целиком, а потом уж разбиваются и падают». Ламмоту Дюпону было три года, когда перед ним развернулась эта картина. Он провел детство и вырос в эпицентре самого большого порохового производства в мире и в течение своей жизни станет свидетелем еще множества странных и страшных событий.
Ламмот всерьез заинтересовался химией, когда учился в Пенсильванском университете. Этот долговязый юнец вовсе не был склонен к меланхолии, которая одолевала его деда, он обожал тонкие сигары и любил подурачиться. Когда он окончил университет, его соблазняли предложениями попытать счастья на золотых приисках Калифорнии, однако он предпочел семейное предприятие. Скоро Ламмот уже заведовал очистительной фабрикой, на которой селитру подготавливали для пороховых мельниц. «Семейный химик» устроил на фабрике лабораторию и проводил все свое свободное время, исследуя свойства и возможности пороха.
Идеальным источником кислорода, необходимого, чтобы горение углерода и серы превратилось во взрывное сгорание, давно был признан нитрат калия — калийная селитра. Однако недостатком этого сырья была его цена. Добывалась ли она из богатых селитрой почв Индии или выщелачивалась из гниющего навоза — сбор и переработка калийной селитры в любом случае стоили дорого. Однако нитрат натрия подходил для изготовления пороха почти так же хорошо и к тому же был дешевле грязи. Огромные количества этого сырья имелись в прибрежных районах Чили. Но у чилийской селитры тоже был серьезный минус: нитрат натрия охотно впитывал влагу, в результате чего порох отсыревал.
Ламмот решил найти способ, который позволил бы использовать это дешевое сырье для изготовления надежной взрывчатки. Он шел путем проб и ошибок, руководствуясь своим знанием химии, и в 1857 году смог запатентовать «усовершенствование пороха» — единственное за сотни лет фундаментальное изменение традиционного рецепта, оказавшееся практичным.
Перетерев обычным способом нитрат натрия, серу и древесный уголь, Ламмот затем в течение двенадцати часов обваливал получившиеся гранулы в графитовой муке. Графит образовывал на поверхности гранул защитный слой, который радикально уменьшал гигроскопичность пороха.
У нового пороха, который назвали «взрывчатое вещество Б», была одна весьма примечательная особенность: его нельзя было использовать для стрельбы. Впервые за всю историю древней взрывчатки была изобретена разновидность, предназначенная исключительно для мирных целей. Эти цели — пробивка туннелей, горные работы, выравнивание рельефа — требовали теперь большего количества пороха, чем война.
Дядя Генри, глава семейной фирмы, принял мудрое решение: он сделал племянника младшим партнером, и в 1858 году Ламмот Дюпон отправился в Европу, чтобы на месте изучить положение дел в пороховой промышленности Старого Света.
«Те из мельниц, что мне удалось здесь увидеть, далеко отстают от наших», — писал Ламмот из Европы. Но, несмотря на такую самоуверенность, он самым внимательным образом изучал все, что видел во время своего большого порохового турне. В почтенном аббатстве Уолтем в Англии он ознакомился с новейшей паровой машиной, которая приводила в движение мельничные жернова. На образцовой мельнице в Шпандау, к западу от Берлина, ему с гордостью показали ковровые покрытия во всех помещениях — несчастных случаев не бывало на фабрике больше двадцати лет. Посетив французские предприятия, где его дед когда-то учился у самого Лавуазье, он увидел, что там по-прежнему в ходу мельницы-толчеи. Зато французы, как ему стало известно, экспериментировали с азотной кислотой и поташом, пытаясь получить синтетическую селитру.
Вернувшись домой, Ламмот убедился, что его новая взрывчатка пользуется большим успехом. Одним из самых перспективных рынков пороха были угольные шахты восточной Пенсильвании. Дюпоны продавали здесь свою продукцию через агентов в шахтерских городках Мауч-Чанке, Скрэнтоне или Питстоне. Сначала порох возили в фургонах и на баржах по каналам, затем пришло время железных дорог. Но транспортные расходы, задержки и риск порчи товара в пути ставили компанию в невыгодное положение по сравнению с конкурентами — местными мельницами.