Порок сердца

Порок Сердца

Вступление

Вас никогда не преследовал странный сон, в котором вы вдруг оказываетесь совсем без

одежды в людном месте, а вам даже прикрыться нечем?

Ветер согнал белых барашков с голубой простыни неба, и засияло нахальное августовское

солнце. Оно пробилось через тонкие веки и, казалось, уже светило изнутри. Просыпаться Кити не

хотела, до последнего цепляясь

за хвостик волшебного сна, лучше которого она никогда не видела.

Могучее полуденное солнце победило, и она нехотя разлепила глаза, но тут же захлопнула ресницы

— слишком ярким был свет.

Она лежала, окруженная высокой травой, посреди небольшой поляны на маленьком

запущенном кладбище при городском морге. На ее теле не было ничего, кроме веснушек, солнца и

пары татуировок. Кити ущипнула себя за руку.

Но нет, она не спала, хотя и находилась еще во власти сна, переживая снова и снова его

томительное безумие. Ее прекрасного сна, в котором Кити была с Егором и испытала безмерное

счастье. Счастлива она была и сейчас, по инерции, и одновременно совершенно растеряна оттого,

что никак не могла вспомнить, как сюда попала. Кити резко села, обхватив руками круглые колени,

отбросила назад непослушную розовую челку и окончательно проснулась. Вокруг головы кружила

непонятно откуда взявшаяся ночная бабочка, большая, черная и противно лохматая. Кити

отмахнулась от нее и расплакалась.

— Егор, почему ты меня здесь оставил, Егор?

Несмотря на слезы, чувство душевной полноты и ощущение внутреннего покоя не покидали

ее, и поскольку времени, чтобы подумать о том, как отсюда выбраться до темноты, было

предостаточно, девушка предалась воспоминаниям.

ГЛАВА 1

Кити

Егор и Кити лежали на узкой подростковой кровати в комнате девушки, ласкали друг друга и,

как обычно, спорили. Нежелание Кити отдаться Егору в первое же свидание переросло в ставший

традиционным петтинг, и, несмотря на все усилия юного бонвивана, Кити стеной стояла за свои

принципы, зная цену своей красоте и откровенно подстебываясь над теряющим голову Егором. Они

были такие разные, наверное, поэтому их так тянуло друг к другу.

Восемнадцатилетняя Кити — Катя Китова — не дотянула одного сантиметра до ста

шестидесяти. Ее родные светлые волосы, выкрашенные черной краской, в естественном виде

существовали только парочкой прядей на затылке. А спереди красовалась безумная челка такого же

нежно-малинового оттенка, как и полоски на черных носках с пальцами, которые в данный момент

являлись ее единственной одеждой. Кити нельзя было назвать худышкой, скорее она была

плюшевым медвежонком — пятьдесят килограммов непосредственности и бешеного темперамента.

Ну и еще, наверное, килограмм стали: тоннели с плагами и колечки в заостренных маленьких

ушках, лабретты в ноздре и пухлой нижней губе, подковки в твердых сосках, навелла в пупке,

барбеллы в языке и там, куда так неотступно рвался через все ее доводы Егор. На ее гладком,

округлом теле выглядело все это довольно брутально и вместе с тем ужасно притягательно, во

всяком случае для магнитов в штанах и в груди Егора. Мозг же его при виде обнаженной Кити

обыкновенно отключался и переходил в режим автопилота.

Еще у Кити была татушка на спине. Большая черно-розовая бабочка очень любила, когда ее

крылышки гладили большие и теплые ладони Егора. А сегодня на теле Кити появилось новое

украшение, Егор уже час с удивлением лицезрел приклеенный пластырем над левой грудью кусок

полиэтилена, который скрывал свежую татуировку. Кити была совершенно самостоятельной и жила

одна в бабушкиной квартире. Бабушку отец забрал к себе, с радостью расставшись с любимой, но

неуправляемой дочуркой, которая словно взбесилась после того, как он, вдовец с трехлетним

стажем, два года назад снова женился. Теперь у него была новая жизнь — с грудным малышом, а у

Кити — квартира и полная свобода. Она училась на философском в универе и была убежденным

тру-эмо-кидом. Последнее обстоятельство являлось вторым по степени важности в шкале их

вечных споров с Егором после отказа терять девственность в первый месяц встреч. Так они и жили,

занимались петтингом, а между ласковым делом проводили время в жарких диспутах по поводу

дефлорации, виргинности и приверженности эмо-культуре, чуждой Егору почище девственной

плевы Кити. И если с последней он не терял надежду вскоре расправиться и свято верил, что его час

вот-вот настанет, то с эмо все было гораздо проблематичней. Простой первокурсник из института

физкультуры, только что с большим трудом сдавший сессию, по всем фронтам горел в диспутах с

поднаторевшей в интернет-битвах с антиэмо юной ведьмочкой. Егор был блондином, красавцем,

атлетом и пловцом. И по жизни он плыл не раздумывая — по кратчайшей до финиша. Вести умные

споры он не любил, но с Кити других вариантов не предоставлялось. Вот и сейчас, устроившись

металлизированным донцем на его плоском, с квадратами мышц животе, она стучала по широкой

груди Егора кулачками с черными ногтями, а ее смешливые серые глаза горели искорками надежды

на большой спор.

— Чем тебе не угодили «Gimmy Eat World»? Егор был уже совсем не рад, что десять секунд