Портрет человека-ножа
Шрифт:
Вечерний запах сырой земли усиливается, дождь барабанит в окна, просачивается сквозь неплотные стыки, проникает внутрь и пачкает пол.
Сонный день. Серая улица. Собаки не лают.
Ребенок входит в мой дровяной сарай и запирается на засов. Мальчик залезает под нижние закрома с хворостом, сажей и грязью, принесенной вместе с собранными ветками, и парочкой сухих покоробившихся листьев на решетках. Он рассеянно кромсает тонкую черную кору, и она разлетается завитками праха.
Сарай не закрывался: три стены, красная крыша и
Мальчик взбирается на верхний закром и там ложится: он видит изнанку черепиц сквозь кровлю, в которую упирается коленями. Он обхватывает ими головку толстого гвоздя, вбитого в балку, сжимает его в кулаке и тянет: гвоздь выходит, оставляя круглую, прямую, глубокую дырку - настоящая бойня.
Деревья. Пронизанные воздушными потоками, пролетающими насекомыми - растительные скелеты, рыбацкие сети, где ничего не удерживается. Хотя издали они кажутся плотными, почти живыми.
Меня интересуют лишь их мертвые черные ветки с сухими листьями, которые скоро опадут. Их можно собирать, распиливать, складывать на зиму.
Наконец, когда сваливаешь поленья в очаг, дерево оживает, выбрасывая высокие языки пламени.
Я сижу, сложив руки между ног и накрыв левую ладонь правой, и пялюсь на стену, где плесневеет ковер с вышитыми мухами и колосьями, что плывут в выцветшем синем небе, обнажая структуру ткани. К вечеру там появляются вертикальные палочки: это комары, очерченные собственными тенями, -они ждут, не шевеля крыльями, пока я попью, поем, посижу и погашу лампу. Тогда они тотчас полетят ко мне и будут мешать спать.
А тем временем снаружи
Лужайка вокруг неглубокого бетонного бассейна, рядом — дерево.
Над дверью - висячая лампа.
Другая дверь, ведущая в подвал, внизу лестницы, которая начинается на уровне сада и спускается прямиком к фундаменту дома. Маленькая дверь, выкрашенная в бежевый цвет, с двумя зарешеченными стеклами.
С цветущих белых деревьев доносится пение птиц.
За двором - площадка, посыпанная белым, красным, серым щебнем, кремнем или раздробленной и отшлифованной мелкой галькой, обломками источенного мельничного жернова.
Ребенок бросает щебнем в птицу, а затем швыряет его в бассейн, где гниют бурые, размягченные листья.
Он идет к дереву с низкими, колючими ветками, покрытыми белыми цветами: они пахнут мочой и сахаром - хрупкие цветы, ромбовидные, зубчатые и заостренные, намокли от дождя и отяжелели от росы. Мальчуган схватил всей пригоршней острый конец ветки и встряхнул ее, оросив свои ступни и колени: он кажется абсолютно счастливым.
Нависающий над дверью фонарь зажжен, но, несмотря на внушительный отражатель, мерцает слабым желтым светом. Вода стекает на эмаль быстрыми струйками, а затем змеится по стеклянному колпаку: внизу падают большие капли, наполняя лужу, в которой отражается лампа.
Ребенок держит в сжатом кулаке майского жука, тот скребется и царапается лапками.
Небо в окне серое, к тому же зябко.
Я разжигаю огонь в камине и остаюсь лежать на кровати, а одеяла сложены кучей на полу. Тиковый матрас с большими продольными белыми и серо-красными полосами. В одном месте торчит клок шерсти: веревочки проходят поперек, мешая надуть матрас посредине. Эти кисточки и выступающий толстый узел давят в спину.
В сезон рубили бамбук, и он долго горел с забавным треском рушащейся стены. Все камины заполнялись легко разгоравшимися дровами. Запасы в сарае таяли.
В это время года птицы прячутся под крышей и молчат.
Лезвие этого ножа складывается в паз рукоятки: дети всегда носят похожий в кармане, чтобы резать или рубить что-нибудь, метать в ствол, дверь либо землю. Если шарнир, соединяющий рукоятку с лезвием, чересчур расшатывается, нож нередко складывается от удара, вместо того чтобы вонзаться: тогда это плохой, опасный нож, который то и дело превращается в клюв агрессивной птицы.
Этот клюв щипает за палец, и из него течет кровь. Но ребенок, игравший на моей лужайке, не закричал, а сел на корточки у бассейна и окунул туда раненую ладонь: кровь растекается густыми волокнами, что растворяются в поднятом рукой водовороте.
Итак, он вырезал большой побег - гибкую и прямую тросточку, которой так удобно хлестать. Один за другим опадали цветы, листья, шипы, узкие полоски коры - серые и кроваво-зеленые. Он стоял возле дерева, где цветет невысокий тюльпан с винными лепестками цвета разбавленной крови - в тени, сырости, мягкой траве: она наклонялась слегка вправо - туда, где светило солнце. Он был очень занят, думал, что поблизости никого нет, и не догадывался, что уже в следующую минуту поранится.
ничего
Смерть - явление преходящее. Никакого копошения или текучести. Скорее, просто расходящиеся клетки, беспорядочное бегство, труп разрушается точно так же, как распускается цветок.
Он сидел под деревом и напевал: рядом приземлилась птица, но это его не удивило. Напротив, ребенок протянул кулак, и маленькая дневная хищница опустилась, будто на насест.
У птицы узкие глаза и агрессивный, порывистый взгляд. Мальчишка встает и поднимает руку, словно запуская бумажный самолетик. Хищница сжимает когти: ее волнистое темно-рыжее оперение дрожит на ветру.
Он подошел к декоративному бассейну, наполненному дождевой водой: над ней склонялась плакучая ива, которая казалась огромной и венчала этот бетонный водоем, точь-в-точь как другие деревья окаймляют озеро. Ребенок закатал рукава хлопчатобумажной рубашки, встал на колени и отмыл от земли лезвие ножа. Наверное, забавы ради мальчонка метал его в траву, и тот вонзался стоймя: земля на лужайках нежная, податливая.
Прохладная вода обжигает ранку на пальце неровный порез с искромсанными краями, оттуда течет уже не кровь, а бесцветная лимфа, липкая, точно слизь улиток, сидящих на стенках бассейна, будто затворницы в раковинах, пока их наконец не разбудит дождевая вода, поднявшаяся после нескольких ливней.