Портрет кудесника в юности
Шрифт:
— Ну? — лукаво покосившись на ученика, спросил колдун.
— Как это ты? — не понял Глеб.
— Да так, — загадочно молвил старый чародей. — Уметь надо…
— Погоди… Ты что, прикидывался, что ли?
Очень довольный собственной проделкой кудесник предвкушающе потёр сухие старческие ладошки.
— Сразу как только повестку в ящике почуял… — радостно подтвердил он. — Ты не тяни, не тяни, рассказывай давай! А потом я расскажу…
— Что расскажешь? — всё ещё недоумевал Портнягин.
— Ну, как я сам в своё время от армии косил. А там сравним…
— Чисто дитё малое! — бросил в сердцах Портнягин.
Урок прикладной морали
Посетитель был настолько благообразен, что Глеб Портнягин с порога заподозрил в нём афериста и попросил представиться.
— С вашего позволения, — печально отозвался тот, — я пока не стану называть своего имени…
Скорбное пасторское лицо, пепельные виски, гладкая речь.
Подозрения усилились. Отбывая срок за взлом продовольственного склада, Портнягин не раз сталкивался с подобными типами. Он покосился на учителя, но морщинистая физиономия старого колдуна Ефрема Нехорошева оставалась бесстрастной.
— Да имя-то — что имя? — со вздохом молвил чародей. — Имя узнать недолго. Штука нехитрая. Любой журнал возьми — там на той странице, где гороскопы, ко всем именам словесные портреты даны… Садись, рассказывай…
Гость опасливо посмотрел на колдуна и опустился в кресло.
— Главный мой капитал — это честность… — неуверенно сообщил он.
— Хорошее дело, — одобрил колдун. — Ну-ну?
— Я преподаю прикладную мораль в высшем учебном заведении, — развил свою мысль пришедший. — То есть вы понимаете: малейший неблаговидный поступок — и…
— Чего-чего преподаёшь?
— Мораль, — повторил он. — Прикладную. Читаю лекции, веду практикумы. Стараюсь, естественно, чтобы тезисы мои не расходились с поступками — на службе ли, дома ли… Не пью, не курю, соблазнов избегаю… Словом, упрекнуть мне себя не в чем.
— Так, — сказал колдун, с любопытством глядя на живого праведника. — А пришёл чего?
Тот замялся, подозрительно оглянулся на Глеба. Ученик чародея, утратив интерес к посетителю, смотрел в окно, любуясь печатной порошей на плоской крыше гаража. Рассыпанные по припудренному снежком рубероиду кошачьи следы выглядели сверху неправдоподобно большими — словно собаки по крыше бегали.
— Могу я рассчитывать, что всё мною сказанное останется между нами? — прямо спросил клиент.
— Во сне, что ли, нашкодил? — усмехнулся кудесник.
Тот вздрогнул.
— Как вы узнали?
— А чего тут узнавать? Пить ты себе запретил, курить запретил, взятки брать запретил… Так?
— Так! — истово подтвердил гость, глядя во все глаза на престарелого ясновидца.
— От жены гулять… — с утомлённым видом продолжал чародей. — Сплетничать, морды бить, воровать, ясен месяц… Изверг ты, прости Господи! Разве ж можно так над собой издеваться? Ты б ещё дышать себе запретил!
— Да, но… работа…
— Вот на работе бы и выпендривался! А ты ж целый день так! Связал себя по рукам и ногам, да ещё удивляешься, что душа на волю просится… Что снится-то?
— Банк граблю, — сдавленно признался посетитель.
Стоящий у окна Глеб Портнягин обернулся и удивленно оглядел клиента, словно бы увидев его впервые.
— Круто, круто… — с уважением молвил кудесник. — А где грабишь? В Баклужино или ещё где?
— В Баклужино… Иногда в Суслове…
— И давно это у тебя?
— Скоро год…
— Денег много берёшь?
— Н-ну… сколько в кейс поместится… Смотря какими купюрами…
— Ясно… — подытожил колдун, поворачиваясь к ученику. — Полюбуйся на него, Глеб! Вот из-за кого у нас, оказывается, инфляция-то свирепствует! Не сны это, мил человек, — насупив косматые брови, вновь обратился он к испуганно отшатнувшемуся гостю, — а самая что ни на есть астральная проекция. Дрыхнешь себе, а тонкое тело твоё тем временем по сейфам шарит. Думаешь, ты воображаемые деньги берёшь? Ты астральную сущность из национальной валюты изымаешь! Приходят клерки утром в банк — вроде все купюры на месте, ни одной не пропало. А сотни две пачек (или сколько там у тебя в кейс влезает) по твоей милости обесценились… Девальвировались на хрен! И так каждую ночь! Лучше бы ты, ей-богу, наяву проказил…
Нотация осталась незавершённой, поскольку душа клиента сначала метнулась в пятки, а затем и вовсе прянула с перепугу из бренной оболочки. В бега ударилась.
— Глеб… — недовольно позвал Ефрем.
Ученик чародея подошёл к креслу и, нащупав тонкий энергетический «шнур», связывающий физическую и астральную сущности посетителя, легонько пощекотал эту невидимую простым глазом нить, отчего та судорожно сократилась, вернув душу в тело.
— Гос-споди… — еле слышно выдохнул преподаватель прикладной морали. — Как же теперь…
— Теперь-то? — Кудесник нахмурился. Не вставая, взял со стола чёрную книгу времён самиздата, раскрыл, листнул. — Вот… — проговорил он, найдя нужное место. — Сказано: «Следует вести себя удовлетворительно. Отлично себя вести — нехорошо и греховно». А ты что делаешь? О душе подумай, заморишь душу-то! Хлопни после работы стаканчик, покуролесь малость, в долг без отдачи возьми — душа и насытится, и не будешь ты больше по ночам банки грабить…
— Это невозможно, — обессиленно проговорил клиент.
— Ну, ничего другого предложить не могу… — развёл руками Ефрем. — Поди тогда таблетки от угрызений совести купи — по утрам принимать будешь. Их сейчас без рецепта в любой аптеке навалом: не берёт никто — незачем… Но я тебе говорю: чем химию глотать, лучше водки выпей.
— Знаете, — сказал посетитель, поднимаясь из кресла. — Я тогда, пожалуй, к врачу обращусь. Лекарство какое-нибудь пропишет, чтобы спалось крепче… без снов…
— Тоже дело, — подозрительно легко согласился кудесник. — Обратись. Глядишь, поможет…