Портрет любимого
Шрифт:
– Я сохраню вашу тайну, – улыбнулась Изабель.
– Да это и не тайна вовсе. Я родился здесь, на Чиросе. Моя подноготная известна каждому.
– Я не владею греческим, так что вряд ли буду говорить с кем-то о вас.
– Даже с Алексом Николаидисом? Он говорит по-английски.
– Да мы едва знакомы! Хотя он был очень предупредителен, – добавила она.
– Что не удивило вас. – И когда она недоуменно подняла брови, продолжил: – Взгляните в зеркало, и вы получите ответ.
Изабель вздохнула. Старая песня…
– Я очень
– Трудно было не заметить, но он уже бледнеет…
Изабель наклонилась за своей сумочкой:
– Вот ключи. Пожалуйста, сообщите мне свой вердикт как можно скорее.
Лукас взял ключи:
– Вам так не терпится уехать из моего дома?
Она вздернула подбородок:
– Я не могу больше продолжать вторгаться в вашу жизнь и злоупотреблять вашим гостеприимством.
– Вы обстреливаете меня словами, словно ракетами. – Он усмехнулся. – Увидимся за обедом.
Изабель, нахмурившись, в полном недоумении смотрела ему вслед. Лукас Андреадис в дружелюбном настроении – если это можно было так назвать – совершенно лишил ее присутствия духа. А после того как она услышала кое-что о его жизни, ей захотелось узнать больше. Но единственным человеком, которого она могла бы расспросить, была Элени.
Изабель устроилась возле ограждения веранды, прислонила к нему один из своих больших блокнотов и начала зарисовывать бассейн. В ярком солнечном свете он сверкал как голубой драгоценный камень в роскошном обрамлении зелени и цветов. И как обычно, она сосредоточилась на рисовании настолько, что Элени пришлось громко захлопать в ладоши, чтобы привлечь ее внимание:
– Обед, Изабель!
Изабель поспешно захлопнула блокнот и с улыбкой повернулась к Элени:
– Я не представляла, что уже так поздно.
– Еда почти готова. Вам помочь?
– Нет, я справлюсь, спасибо.
Изабель прошла в ванную, помыла руки, а вернувшись в спальню, увидела Лукаса, стоявшего снаружи на лестнице.
– Элени говорит, что еда остывает. Я отнесу вас вниз.
Изабель покраснела:
– Я думала, что буду опять обедать здесь, наверху.
– А я подумал, что вы с удовольствием поедите на террасе. Несмотря на мое нежелательное присутствие, – лукаво добавил он.
– Вам совсем не обязательно нести меня. Я сама справлюсь!
– Это займет слишком много времени, а Элени очень рассердится, если обед остынет, – сказал Лукас и, не обращая внимания на то, что она невольно отпрянула, подхватил ее на руки.
Изабель окутали его тепло и запах.
– Элени не предупредила меня, – выдавила она сдавленным голосом, когда Лукас понес ее вниз по винтовой лестнице.
– Я просил ее не говорить, иначе вы бы отказались.
– Надеюсь, я не настолько дурно воспитанна, мистер Андреадис!
Он внес ее через распахнутые стеклянные двери на увитую растениями террасу, из которой открывался вид на бассейн, и
– Я думаю, что при сложившейся ситуации мы можем обойтись без формальностей. Я – Лукас.
– А я – Изабель, – неохотно ответила она.
– Так-то лучше, – произнес он и сел напротив. – Выпьете немного вина?
– Из уважения к своей голове я, пожалуй, предпочла бы воду.
– Ах да… извините меня. Я на минуту. – Он вошел в дом и вернулся с тростью. – Вот, возьмите. Когда вам больше не понадобится костыль, возможно, пригодится это.
– Пригодится, конечно. Спасибо. – Она повесила трость на подлокотник своего кресла. – Отлично. Теперь я совершенно самостоятельна. Что вы думаете о моем коттедже?
Он улыбнулся:
– Я уже осматривал все эти дома с Никосом Николаидисом на разных этапах их строительства.
Ее глаза вспыхнули.
– Тогда вы прекрасно знаете, что мой коттедж довольно удобный для проживания даже с поврежденной ногой…
– Более или менее, – согласился он и наполнил ее бокал водой.
– Тогда отвезете меня туда сегодня днем?
Вместо ответа он приветствовал улыбкой Элени, которая вошла с большим блюдом, источавшим вкуснейший аромат.
– А, garides saganaki! А чтобы было понятно нашей английской гостье – креветки с сыром фета и томатным соусом. Спасибо, Элени.
– Ешьте, пока не остыло, – улыбнулась та в ответ, уходя с террасы.
– Пахнет божественно, – с благоговением произнесла Изабель.
– Вам нравится греческая кухня?
– Я только второй раз пробую ее. Но, – сказала она, отведав креветок, – это просто великолепно! Обожаю морепродукты.
– Очень кстати, – сказал Лукас. – Ведь я не спросил, нет ли у вас аллергии на моллюсков?
– Нет. Как и ни на что другое. Я вообще не жалуюсь на здоровье. – Она покраснела. – То, что со мной случилось… все эти обмороки – совершенно необычно для меня.
– А сейчас у вас в этом смысле все хорошо?
– Абсолютно. Иначе я бы не смогла уплетать за обе щеки эти вкуснейшие креветки. Элени великолепно готовит. Она давно работает у вас?
– Всю мою жизнь. Она помогала моей маме, когда я был младенцем. Как и ее муж, Спиро. Он сын старой няни моей мамы, Софии. Как я вам говорил, – добавил Лукас, – все на Чиросе знают мою историю.
– Наверное, это здорово – они для вас словно семья.
– Поэтому я и провожу здесь как можно больше времени, когда мои дела это позволяют. В Афинах и Салониках лишь немногие знают настоящего Лукаса Андреадиса.
– Вы говорили, что ваш интерес к женщинам тоже широко известен, – напомнила она ему.
Лукас взглянул ей в глаза:
– Но для меня они остаются – или оставались – только подругами для ночных утех, Изабель. Я всегда открыто излагал свои взгляды на брак.
Она стала злиться. Почему он считает необходимым говорить ей об этом? У нее не было никаких притязаний на него.