Портрет миллионера
Шрифт:
– И за тем столом просят, им принести?
– Бар закрыт для всех, кто не носит фамилию Коловский, – сказал Росс.
– Коловский? – нахмурилась Милли, надеясь, что он уточнит.
– Очень-очень богатый русский!
Милли поставила перед богатым русским стакан, а он не только не сказал спасибо, но даже не взглянул на нее. Он отсутствующим взглядом смотрел в пространство. Милли нарочито медленно поставила стакан, задержалась возле столика. Ведь она женщина, на которую он уже обратил внимание, ей хотелось опять привлечь его.
Нет.
Последний из бизнесменов, наконец, покинул заведение, и Росс сказал Милли, что она может идти. Несмотря на усталость, несмотря на множество дел перед отъездом, ей не хотелось уходить. Ей нравилось смотреть, как этот удивительный русский, откинувшись на спинку стула, медленно пьет водку из своего стакана. Росс тоже глотнул из своего.
– Займусь бумажной работой. Похоже, он расположился здесь на ночь.
Милли была удивлена. Лишняя выпивка для особого клиента – это одно, но торчать здесь после закрытия – совсем непонятно, слишком необычно для Росса. Но менеджер охотно объяснил:
– Он дает огромные чаевые. Сейчас. – Пересчитав деньги, Росс выдал Милли ее долю. – На Сингапур тебе хватит.
– Отлично.
– Ты это заслужила. Ты прекрасно работала, просто находка для ресторана. – Менеджер достал из сейфа конверт и вручил Милли: – Твоя зарплата и чаевые. И рекомендации. Если снова окажешься в Мельбурне, здесь для тебя всегда найдется работа.
Больше всего на свете Милли ненавидела прощания. Росс не был ей ни другом, ни приятелем, но ее глаза наполнились слезами, и она обняла его. Может, эти эмоции были вызваны тем, что она, конечно, не собиралась возвращаться. Ее мечта устроить в Австралии выставку-продажу своих работ лопнула как мыльный пузырь.
Без этой работы в ресторане она не могла вернуться домой много недель назад.
Без этой работы она думала бы, что для успеха ей не хватило одного дня.
Милли нужно было еще сделать миллион разных вещей, но, выйдя из ресторана, она направилась к галерее, чтобы последний раз взглянуть на свою работу, выставленную в витрине.
И вдруг она увидела это. Она резко, словно от удара, повернула голову, и очень красивое лицо связалось для нее с очень красивым именем.
«Дом моды Коловских».
Золотые буквы сверкали на фронтоне здания. Сотни раз она видела эту вывеску, но даже не прочитывала слова. А сейчас она с огромным интересом рассматривала витрину, оформленную с большим вкусом и элегантностью. Она совсем недавно флиртовала не с кем-нибудь, а с самим Леонидом Коловским.
Вот так штука!
Она видела его портреты и читала о нем в журналах. Он – любимец бульварных изданий, кутила и повеса.
Милли рассмеялась. Она кокетничала с самым знаменитым распутником Мельбурна.
Ох, надо рассказать Антону.
На прощанье она еще раз взглянула на манекены в витрине. Ей очень хотелось бы носить нечто столь же изысканное. Но она не могла позволить себе это. Вздохнув, Милли направилась к соседнему зданию, в котором размещалась галерея Антона. В данный момент она вообще ничего не могла себе позволить. Так начинали все художники, напомнила она себе. Но ее оптимизм начинал слабеть.
Скоро она не будет борющимся художником.
Вместо этого она станет учителем.
Милли остановилась у входа – ей не хотелось, чтобы Антон увидел слезы ее прощания с мечтой.
– Какая ваша? – Милли так ушла в свой мир, так погрузилась в свои мысли, что не заметила подошедшего, не почувствовала, что рядом кто-то есть.
Но сейчас ее нервы напряглись. Это не кто-то. Это Он.
– Вот, – дрожащей рукой она указала на небольшую картину, написанную маслом.
На картине было поле с травой и цветами, каждая былинка словно улыбалась, каждый цветок имел собственное выражение. В центре стояла деревянная фигурка ребенка, у фигурки отсутствовали черты лица. Это была глубоко личная работа, она будила в Милли эмоции и воспоминания, и ей стало бы больно, если бы картину продали. В то же время она надеялась, что именно эта вещь будет продана первой и положит начало ее карьере художника.
– Вы накурились наркотиков, когда писали это? – спросил мужчина.
Милли улыбнулась – не столько вопросу, сколько его выговору. Его английский был великолепен, но он говорил с таким удивительным акцентом, что даже и это довольно обидное замечание звучало сексуально.
Один – ноль в его пользу.
Русский сосредоточенно рассматривал ее картину. А художнику льстит, когда кто-нибудь пытается постичь скрытый смысл его работы вместо того, чтобы, бросив на нее беглый взгляд, перейти к следующей.
– У моего брата аутизм. Когда я была маленькой, его доктор объяснил мне, что он не выносит объятий, поцелуев, любых проявлений чувств из-за особого видения мира. Для него очень важны облака, трава, деревья, животные, они для него в каком-то смысле более живые, чем люди. Это я, – Милли указала на застывшую в центре картины фигурку.
Мужчина молчал долго, очень долго. Он действительно рассматривал ее картину.
– Я знал одного ребенка, который плакал, когда нужно было укладываться в постель. Не просто плакал, громко рыдал… Каждую ночь. Казалось, он в ужасе. Возможно, он думал, что кровать живая и причинит ему боль?
– Не знаю, но могу предположить, что такое возможно.
– Я бы хотел узнать имя художника.
– Милли, – улыбнулась девушка. – Милли Андреас.
– А ваш акцент? – Мужчина хмурился, стараясь угадать, откуда она. – Англия, Лондон?
– Правильно.
– Вы проводите здесь каникулы?
– Рабочие каникулы… – грустно улыбнулась Милли. – Завтра уезжаю.
– Досадно.
Милли случалось флиртовать, но она редко делала это так откровенно и никогда – со столь потрясающим красавцем.