Портрет моего отца
Шрифт:
Вышел врач и сказал:
— Зайди. Но недолго.
Коля вошел в палату. Две кровати. Одна пуста, на другой в бинтах — Алексей. Но лицо не задето, глаза спокойные. Очень спокойные. Тихо сказал:
— Подойди.
— Здравствуй, Леха.
— Здравствую, как видишь, пока…
— Как же так?
— Вот так. Ты только в голову себе ничего не бери. Мерзлота проклятая. И все.
— Ничего, Леха, выкарабкаешься.
— Хрен по Волге, как говорит мой батя.
— Ну ладно, не дури.
—
— Кончай.
— Скоро кончу.
Вошли врач и медсестра с лотком. Врач сказал:
— Все. Идите, Бурлаков.
— Иди, Коля, иди, — сказал Алексей. — Машка будет дурить, ты за ней пригляди. Обидел я ее. Зря.
Врач вытолкал из палаты Колю.
Похоронили Алексея над рекой на крутом берегу. Постояли над могилой и разошлись.
Коля с Машей шли рядом. Глаза у Маши были сухие.
— Коля, я уеду завтра, ты меня не ищи, — сказала она.
— Почему?
— Потому. Тебе что он перед смертью сказал?
— Про тебя? Чтобы присмотрел, если будешь дурить.
— Я не буду дурить. Не ищи, пожалуйста. Ради Лешиной памяти не ищи.
Два года после Лешиной смерти Николай Бурлаков проработал на Севере. Две зимы и два лета.
Нитку газопровода привязали к Тюмени осенью, накануне ноябрьских праздников.
На улицах натягивали лозунги, вешали флаги и транспаранты.
Бурлаков пришел в управление при параде, в сером финском костюмчике, с новым орденом на груди и с чемоданом. Его спросили в шутку:
— Что, за отпускными пришел? Мал чемоданчик-то — не уместится за два года.
— Как-нибудь. Крупными купюрами, — отшутился он. — Я б хотел узнать, если можно, где сейчас Январев?
— Далеко. В Салехарде. А зачем тебе?
— Так. Поблагодарить за один подарочек.
— А ты открытку пошли. Не в Салехард же из-за этого лететь.
— Нет. Надо лично. Полечу.
— Что же он такое вам подарил? — спросила женщина-бухгалтер.
— Пустяк, в общем-то… Жизнь, — ответил с улыбкой Коля.
— Ну и шутки у вас.
На промежуточном аэродроме он застрял. Метель. Сидел в диспетчерской избушке вместе с экипажем, коротал время, дремал, сидя у стены на полу, и слушал переговоры по радио о погоде. Ничего хорошего не обещали.
— Циклон. Понижение давления. Метель. На ближайшие трое суток, — сказал диспетчер.
Летчики роптали:
— В праздники сидеть тут, а? Вот работка. И под самым Салехардом. Пешедралом можно было бы.
— Говорят, от строителей вдоль трассы вездеход пойдет.
Коля уши навострил, шапку сдвинул с глаз и спросил:
— Когда?
— Через час. А
— Пойду. — Коля встал.
— Слушай, друг, тогда возьми пакет. — сказал командир. — Авиапочта Январю. Обещал доставить к празднику, да вот…
— Давай. Доставлю в лучшем виде.
Зарываясь в сугробы, вездеход шел вдоль трассы нефтепровода. На просеке, у траншеи, лежали трубы. Их заметало снегом. Однако у реки, где стояли срубы и вагончики передвижной механизированной колонны, вездеход остановился. Подошел рабочий и сказал водителю:
— Глуши свою тарахтелку. Лед тебя не выдержит.
— А если все же попробовать? — вмешался в разговор Николай.
— Один попробовал… Откуда ты шустрый такой? Романтик. С сибирской рекой не шутят. Видишь, люди ждут, — показал он на стоявшие вдоль берега машины.
Зашли в контору погреться. Там накурено — дым коромыслом и полно людей, ждущих переправы.
Пищала рация.
Бурлаков сказал человеку, сидевшему за столом:
— У меня пакет для Январева. Срочный. К празднику должны ему доставить.
— К празднику. Тут у нас сплошной праздник, видишь, из-за переправы. Где пакет?
— У меня. Должен лично.
— Ну, тогда обожди… у моря погоды. — Он обернулся к радисту: — Вызови Января.
— Есть! — Радист склонился к микрофону: — Алло! Салехард? Пэ-эм-ка один вызывает Январева. Есть!
И снова Коля услышал знакомый голос:
— Январев слушает.
— Владимир Петрович, тут для вас пакет, срочный. А у нас река, будь она… — сказал в микрофон человек, сидевший за столом.
— Откуда пакет? — спросил Январев.
— Дай сюда, — протянул человек руку.
Поколебавшись, Коля достал пакет и передал ему:
— Вот. Из Москвы.
— Вскрой пакет.
— Есть. — Человек разорвал веревку, развернул два слоя бумаги и достал целлулоидный диск. — Тут пластинка, что ли…
— Какая пластинка?
— Патефонная.
— Что за черт. А у вас там проигрыватель есть?
— Что? Проигрыватель? Нет.
Тут еще чей-то голос вмешался в разговор:
— Есть! Есть у них проигрыватели, Владимир Петрович.
— Кто это? — строго спросил Январев.
— Я. Пэ-эм-ка шестой. У них там наша машина застряла, а в ней подарки к празднику.
Один из людей, находившихся в конторе, подошел к столу:
— Есть, есть! У меня. Это я — Скворцов.
— Ну, давай быстрей!
— Я сейчас. — Он выскочил из конторы.
Все ждали.
Скворцов прибежал с ящиком быстро.
Его распаковали, вынули проигрыватель, включили в сеть.
— Ну что там? — нетерпеливо спросил Январев.
— Ставим. Сейчас. — Радист опустил на пластинку адаптер.