Портрет второй жены (Единственная женщина)
Шрифт:
Впрочем, глядя на входящих в зал представителей бомонда, Лиза не чувствовала себя восхищенной и робеющей девочкой. Все они были разными, и она видела их такими, как есть. Некоторые держались легко и непринужденно, некоторые – с заметным напряжением из-за стремления произвести значительное впечатление.
Она вдруг вспомнила, как рассматривала зрителей на спектакле в Ленкоме – три года назад! Тогда все дамы, с величественным равнодушием проходившие мимо нее по фойе, казались ей небожительницами. Теперь Лиза спокойно смотрела, отражается ли какое-нибудь чувство в их
«Что же это значит? – удивлялась Лиза своему спокойствию. – Я стала одной из них?»
Конечно, она вправе была чувствовать себя равной среди них – молодая женщина, красавица, спутница одного из самых блестящих мужчин. Ее плечи, оттененные вечерним платьем, шея, открытая высоко заколотыми волосами, – светились, как фарфор; бриллианты сверкали не хуже, чем у других. И все-таки причина Лизиного спокойствия была не в этом – не в этих внешних атрибутах благополучия.
Она больше не чувствовала себя вырванным из земли растеньицем, которое вянет от неприязненного взгляда. Все, из чего состояла ее жизнь, что наполняло ее смыслом, – оставалось с нею каждую минуту. И улыбка ее не была ни смущенной, ни презрительной. Это была улыбка женщины, жизнь которой не блекнет за стенами ярко освещенного зала.
Она вдруг вспомнила выражение веселого интереса, которое так привлекло ее, когда она впервые взглянула в глаза Юры. Это было именно то, что она испытывала сейчас! Вся Лизина жизнь, связанная теперь с ним, зажигала ясные и доброжелательные огоньки в ее глазах, невольно заставляя окружающих приглядываться к ней повнимательнее.
Впрочем, она забыла и думать об окружающих, когда зазвучала скрипка Медвенцева. Сердце у нее замерло, потом заколотилось так, что, наверное, затрепетали бриллианты в колье! Она схватила Юру за руку, словно боялась того, что происходило с нею сейчас.
– Ох! – выдохнула Лиза, когда закончилось первое отделение, показавшееся ей одной мелодией. – Неужели это возможно?
– Наверное, невозможно, – ответил Юра. – Но ведь есть!
Ей даже не хотелось ехать в «Метрополь». Казалось невероятным спокойно есть, пить и болтать, когда в ушах еще стояли эти удивительные звуки…
Правда, сам Медвенцев, невероятно подвижный старик с ярко-синими глазами, кажется, и вовсе не ел, стараясь уделить внимание каждому из своих гостей. Тут и выяснилось, почему он пригласил на этот вечер Ратникова.
– Мы ведь с вами встречались, Юрий Владимирович, – сказал он, присаживаясь рядом с Юрой на банкетку.
Гости к тому времени уже расселись непринужденно, где придется.
– Где же, Дмитрий Львович? – удивился Юра. – Извините, не могу себе представить, чтобы я видел вас и не узнал или не запомнил.
– Да я, видите ли, одет был тогда по-походному, – засмеялся музыкант. – В штормовке с капюшоном, мудрено было разглядеть. Да и темно было, дождь хлестал, помните?
– Это у Белого дома? – вдруг догадался Юра. – Господи, Дмитрий Львович, так это были вы? А я ведь потом вас искал, всех расспрашивал, куда вы исчезли да не знает ли вас кто-нибудь. И никто не знал, с кем рядом ночь провели!
– Так ведь какую
– Возможно, – слегка смутился Юра.
– А что? – Медвенцев посмотрел на него, прищурившись. – Жалеете теперь о том безрассудстве, а, Юрий Владимирович?
– Нет, – твердо ответил Ратников. – А вы разве жалеете, Дмитрий Львович? Конечно, иллюзий с тех пор осталось мало – да, можно считать, совсем не осталось, – и пружины всего этого мероприятия понятны. Но та ночь – ее ведь не отнимешь… И дождь этот, и наш с вами разговор – помните, о свободе и воле?
– Да, Юра, да. Вы уж извините, что я вас по имени, по старшинству. Святое было безрассудство, таким и останется… Спасибо, что пришли сегодня ко мне и красавицу такую привели необыкновенную. Я ею давно любуюсь!
При взгляде на Лизу в глазах старого музыканта сверкнуло молодое желание понравиться юной красавице – и она улыбнулась ему ясной, восхищенной улыбкой.
– Это Лиза, Дмитрий Львович, моя жена, – представил Юра.
Он впервые назвал ее так, и Лиза даже вздрогнула, услышав его слова.
– Дмитрий Львович, – сказала она, – если бы вы нашли время, мы бы так рады были пригласить вас к себе…
– С радостью бы, чудесная вы, Лизонька, – сказал он, глядя на нее с явной приязнью, – но Королевский оркестр ждет меня уже завтра утром. Что поделаешь, я себе не принадлежу. Но как-нибудь в следующий приезд – непременно, это я вам с удовольствием обещаю!
И, простившись с ними, Медвенцев исчез в толпе гостей.
Все это промелькнуло в Лизиной голове в те краткие мгновения, когда она пыталась объяснить Николаю – а вернее, Юре, – что чувствовала, чем жила в новой своей жизни. Но Юра, кажется, и без объяснений все понимал – так же, как она давно уже понимала его без объяснений.
В тот вечер, проводив Николая, они долго еще сидели за белым столом на веранде, пили вино и любимый Юрин «Мартель» и разговаривали о чем-то, совсем не связанном ни с Юриной работой, ни с Лизиными домашними делами, – о чем-то неуловимом, не поддающемся словам, но очень важном для них обоих…
– Юра, – вдруг спросила Лиза, когда они наконец поднялись, чтобы идти спать, – а почему ты тогда сказал Дмитрию Львовичу, что я твоя жена?
Язык у нее слегка заплетался от вина, и вопрос, наверное, прозвучал глупо.
– То есть? – удивился Юра – он, кажется, совсем не опьянел от своего «Мартеля». – А кем я должен был тебя назвать?
Лиза уже не рада была своему дурацкому вопросу. Действительно, разве у нее когда-нибудь был повод думать, что он не считает ее своей женой, или она хотела бы, чтобы это было подтверждено штампом в паспорте?