Портреты из жизни командировочного
Шрифт:
Евреич с Михалычем выигрывают спор
Они орали вчетвером, как базарные торговки. Два на два. Евреич с Михалычем, представляли гражданскую сторону пари, а лейтенант Саня, с подполковником Сергеичем – военную. Спор был не пустяковый. Вся "фишка" состояла в том, что в гарнизонном магазине озёрного полка бакланов (так называли морскую авиацию) алкоголь стали отпускать строго с 11.00 до 14.00. И всё! Ну а в субботу и в воскресенье – ни – че – го! И что тут бедным летунам и нашим "пэвэошникам" делать, никто и не знал. А Евреич с Михалычем знали.
Поэтому, в субботу утром они заявили военным, что ровно через двадцать часов у них
Славику выдали: две канистры, ёмкостью двадцать литров каждая, деревянные дощечки для опечатывания "особо ценного секретного груза государственной важности", сама, непосредственно, печать(секретная, с клеймами), деньги и напутствие – не напиваться на Югах!
Вертолёт забрал Славика с грузом и улетел. Оставалось только ждать и считать время. Оппонентам не сказали ничего. Просто объяснили – через двадцать часов их приглашают с предметом, на который они поспорили, к нам в номер, для вкушания "даров Югов" в жидком исполнении и крепостью не ниже восемнадцати градусов. Саня с Сергеичем только весело рассмеялись и сунув "руки в брюки", удалились, напомнив о том, что Михалычевы часы Сергеичу очень подойдут к парадному мундиру. Часы были именные, от Главкома ПВО страны, золотые. Военные поставили на спор тоже часы. С командирского блока кабины наведения. Шикарный хронометр!
Вы бы видели эти две удивлённо – вытянутые рожи, когда я через девятнадцать часов вызвал их двоих по громкой внутренней связи и встретив на улице этих спорщиков, пригласил их к нам на "дегустацию" Крымской Массандры и Крымского же, портвейна!? Они долго не могли поверить и понять всю суть "операции".
Евреич авторитетно заявил, что спорить на подобное с ними, двумя прожжёнными командировочными волчарами, себе дороже. Михалыч добавил, что их с Евреичем знает вся страна и им не составит труда провернуть такую же комбинацию хоть в Антарктиде, потому как они – люди уважаемые и ценимые не только военными. Вот, в принципе и всё.
Евреич о разводах
Трудно понимать в молодом возрасте перипетии семейной жизни. Рановато. Необходим опыт. Пример родителей, конечно, хорошо, но только в том случае, когда в семье царит полная гармония. А кто в неполных жил? А детдомовские? Интернатские? Вот я всё и выспрашивал в тот вечер у Евреича о том, почему наши сотрудники мужеска пола постоянно разводятся. Некоторые по четыре – пять раз за пару десятков лет успели ЗАГСы посетить. Детей наштамповали. Я ещё не слышал истории об отношениях Толика и Хамла. Не знал Потёмкина и Дробязко, которые, как раз и были рекордсменами в нашей Конторе, по части коллекционирования свидетельств о заключении и расторжении брака. Евреич лениво что – то мне долдонил, так, самую малость, о пользе так называемых "командировочных жён", о семейных парах, катающихся вместе по многу лет. Но вот вдруг он усмехнулся и сказал:
– Знаешь, а ведь нам в чём-то повезло. Сам посуди. У нас есть относительная свобода. С ограничениями, разумеется, но всё же. Жениться – разводиться, по нескольку раз, в том числе. Не то, что у военных. Вот, сейчас, мимо нас Серёга, капраз, прошмыгнул. А ведь в историю он в своё время влип – ого – го какую!
Я достал свой блокнотик (сам и не знал тогда, что мои короткие записи в нём, впоследствие, ой как пригодятся?!), ручку и приготовился делать в нём пометки.
– Серёга получил, как – раз, капраза (капитан первого ранга). Новую квартиру ему дали по этому случаю. Трёшку. В Оленегорске. (Не удивляйтесь тому, что морской офицер служил почти в самом центре Кольского полуострова. До моря далековато. Но была своя специфика). Переехали они с женой и двумя детьми. Обставились. Всё по – людски. Мотался он сюда, на базу в Высокое, на своём командирском "бобике". Жену пристроил работать в гарнизонный магазин. Дети в саду, в городе. Лафа! Но жизнь – штука сложная. Ты уже в курсе, когда всё гладко идёт, жди от судьбы подлянку. Проверочку "на вшивость", так сказать. Вот Серёге и выпал это жребий.
Приехала новенькая к ним. Вольнонаёмная. Делопроизводство. Машинистка, в общем. Серёга – то, парень видный. Она, тоже не страхолюдина. Симпатичная девка. Ну там, шуры – муры по вечерам в штабе. В общем -з адурил наш капраз. Домой позже стал приезжать. Поддатый часто. Так, в лёгкую, но всё же. По выходным придумывал себе отмазки, чтобы из дома свалить. Классический адьюльтер. Седина в бороду, ему ведь за сорок перевалило. А тут – девка вертихвостка девятнадцатилетняя. Ну, жена, в общем, узнала. Быстро вычислила. Этому дураку по – другому как – то повести себя надо было, а он, наотрез – развод и всё! Как с катушек съехал. А ведь у них, у армейских, сам знаешь, трудное дело, развод. Карьера к чёрту может полететь. По партийной линии взгреют. Не знаю, что у него в голове было, но он добился и суда и делёжки. Не иначе, как ночная кукушка настропалила. Ах да, забыл совсем, он же из Ленинграда. А по дембелю куда он поедет? Правильно – на родину. Видать этой девке в Ленинград, в цивилизацию в общем, уж очень хотелось. Сама, то ли из Апатит, то ли из Кандалакши. Вариант, согласись, верный. Дошло до суда…
Ну, в общем на суде был театр. Помнишь Чеховского трагика Финогеева? Серёга также себя вёл. Там много образов было. И плачь Ярославны, и сестрица Алёнушка, сидящая у лужи, когда братец козлёнком стал, и Кинг – Конг, биющий себя по груди и издававший рёв самца гориллы в джунглях, самку призывающего. Весь смысл его спектакля сводился к благороднейшему поступку – забрать детей себе. А пацаны его, я тебе скажу, были два вождя краснокожих, причём, погодки эти находились в возрасте Джонни Дорсета. Весь детский сад от них выл и плакал! Мать их только могла держать жёстко, а она, не будь дура и говорит:
– Хочешь детей забрать? Да ради бога! Забирай! Имеешь полное право.
Всё, попал он. Ему детей присудили. Она даже из их трёшки выехала. Переселилась в гарнизон. Сняла там квартирку. С работы не ушла. В общем – вздохнула девка. Полной грудью свободу вдохнула. Прошло два месяца. В общем, идя домой из магазина, лицезрела отвергнутая жена своего бывшего благоверного, который как Фридрих Гогенштауфен, стоял при любой погоде с опущенной головой и чуть не плакал, вымаливая прощение. Та, вертихвостка – то, за два месяца вдоволь вкусила всех прелестей и удрала. Даже из части уволилась. В итоге – простила жена своего непутёвого. Видишь, как он перед ней скачет – то!? Вот тебе и мудрость женская. Всё просчитала. Молодец, девка!