Портреты революционеров - Лев Троцкий
Шрифт:
его политической биографии. Ничем другим это упорное заб
вение прошлого "вождя" объяснить нельзя.
В 1907 году Сталин принимает участие в экспроприа
ции Тифлисского банка. Меньшевики вслед за буржуазными
филистерами немало негодовали по поводу "заговорщиц
ких" методов большевизма и его "анархобланкизма". У нас
к этому негодованию может быть только одно отношение:
презрение. Факт участия в смелом, хотя и частичном ударе
врагу делает только честь революционной решимости Ста
лина. Приходится, однако, изумляться, почему этот факт
трусливо устранен из всех официальных биографий Стали
на? Не во имя ли бюрократической респектабельности? Думаем все же,
Сталин ведет со времени первой революции жизнь
профессионального революционера. Тюрьмы, ссылки, побе
ги. Но за весь период реакции (1907--1911) мы не находим
ни одного документа: статьи, письма, резолюции,-- в кото
рых Сталин формулировал бы свою оценку обстановки и
перспектив. Не может быть, чтобы таких документов не бы
ло. Не может быть, чтобы они не сохранились хотя бы в ар
хиве департамента полиции. Почему они не появляются в
печати? Совершенно очевидно, почему: они не способны уп
рочить ту нелепую характеристику теоретической и поли
тической непогрешимости, которую создает Сталину, т. е.
себе самому, аппарат.
Одно лишь письмо того периода попало по недосмот
ру в печать,-- и оно целиком подтверждает нашу гипо
тезу.
24 января 1911 года Сталин писал из ссылки друзьям, причем письмо его, перехваченное департаментом полиции, было перепечатано 23 декабря 1925 года все той же услужливой не по разуму редакцией "Зари Востока". Вот что писал Сталин:
"О заграничной "буре в стакане", конечно, слышали: блоки Ленина --Плеханова с одной стороны, и Троцкого -- Мартова -- Богданова, с другой. Отношение рабочих к первому блоку, насколько я знаю, благоприятное. Но вообще на заграницу рабочие начинают смотреть пренебрежительно: пусть, мол, лезут на стену, сколько их душе угодно; а по-нашему, кому дороги интересы движения, тот работай, остальное же приложится. Это, по-моему, к лучшему".
Здесь не место останавливаться на том, насколько правильно Сталин определяет состав блоков. Вопрос не в этом.
Ленин вел неистовую борьбу против легалистов, ликвидаторов и оппортунистов, за перспективу второй революции. Эта борьба определяла тогда в основном все группировки за границей. Как же большевик Сталин оценивает эти бои? Как самый беспомощный эмпирик, как беспринципный практик: "буря в стакане воды; пусть, мол, лезут на стену; работай, остальное же приложится". Сталин приветствует настроение теоретического безразличия и мнимого превосходства близоруких практиков над революционными теоретиками. "Это, по-моему, к лучшему",-- пишет он по адресу тех настроений, которые были характерны для периода реакции и упадка. Мы имеем, таким образом, в лице большевика Сталина даже не политическое примиренчество,-- ибо примиренчество было идейным течением, которое стремилось создать принципиальную платформу,-- мы имеем слепой эмпиризм, доходящий до полного пренебрежения к принципиальным проблемам революции.
Нетрудно себе представить, какую головомойку получила злополучная редакция "Зари Востока" за опубликование этого письма и какие
6. В докладе на 7-м пленуме ИККИ (1926 г.) Сталин
следующим образом характеризовал прошлое партии:
"...Если взять историю нашей партии с момента ее зарождения, в виде группы большевиков в 1903 году, и проследить ее последующие этапы вплоть до нашего времени, то можно сказать без преувеличения, что история нашей партии есть история борьбы противоречий внутри партии... Нет и не может быть "средней" линии в вопросах принципиального характера..." Эти внушительные слова направлены против идейного "примиренчества" по отношению к тем, против кого Сталин вел борьбу. Но эти абстрактные формулы идейной непримиримости находятся в полном противоречии с политической физиономией и политическим прошлым самого Сталина. Он был, как эмпирик, органическим примиренцем, но именно как эмпирик он своему примиренчеству не давал принципиального выражения.
7. В 1912 году Сталин участвует в легальной газете боль
шевиков "Звезда". Петербургская редакция, в прямой борь
бе с Лениным, ставит сперва эту газету как примиренчес
кий орган. Вот что пишет Сталин в программной редакцион
ной статье:
"...Мы будем удовлетворены и тем, если газете удастся, не впадая в полемические увлечения различных фракций, с успехом отстаивать духовные сокровища последовательной демокра
тии, на которые теперь дерзко посягают и явные враги и ложные друзья".
(Революция и ВКП (б) в материалах и документах. Т. 5. С. 161 --162.)
Фраза насчет "полемических увлечений разных (!) фракций" целиком направлена против Ленина, против его "бури в стакане воды", против его постоянной готовности "лезть на стену" из-за каких-то там "полемических увлечений".
Статья Сталина вполне, таким образом, совпадает с вульгарно-примиренческой тенденцией цитированного выше письма его 1911 года и полностью противоречит позднейшему заявлению о недопустимости средней линии в вопросах принципиального характера.
8. Одна из официальных биографий Сталина гласит:
"В 1913 году был снова сослан в Туруханск, где оставался до 1917 года".
Юбилейный сталинский номер "Правды" выражается так же:
"1913--1914--1915--1916 гг. Сталин проводит в Туруханской ссылке".
(Правда. 1929. 21 декабря.)
И больше ни слова. Это были годы мировой войны, крушения II Интернационала, Циммервальда, Кинталя, глубочайшей идейной борьбы в социализме. Какое участие принимал Сталин в этой борьбе? Четыре года ссылки должны были быть годами напряженной умственной работы. Ссыльные ведут в таких условиях дневники, пишут трактаты, вырабатывают тезисы, платформы, обмениваются полемическими письмами и пр. Не может быть, чтобы Сталин за четыре года ссылки не написал ничего по основным проблемам войны, Интернационала и революции. Между тем тщетно стали бы мы искать каких-либо следов духовной работы Сталина за эти четыре поразительных года. Каким образом это могло произойти? Совершенно очевидно, что если бы нашлась одна-единственная строка, где Сталин формулировал бы идею пораженчества или провозглашал бы необходимость нового Интернационала, эта строка давно бы уже была напечатана, сфотографирована, переведена на все языки и обогащена учеными комментариями всех академий и институтов. Но такой строки не нашлось. Значит ли это, что Сталин совсем ничего не писал? Нет, это не значит. Это было бы совершенно невероятно. Но это значит, что среди всего написанного им за четыре года не оказалось ничего, решительно ничего, что можно было бы использовать сегодня для подкрепления его репутации. Таким образом, годы войны, когда выковывались идеи и лозунги русской революции и III Интернационала, в идейной биографии Сталина оказываются пустым местом. Весьма вероятно, что он в это время говорил и писал: