Шрифт:
Яркий всполох в глазах! В голове набат. Бом, бом, бом, левая рука держащая щит отяжелела и опускается по малу вниз . Слышу зычный голос:
— Держись дружинники ! Дружно навались! Ошуюю–руби, одёсную — коли! Дружно! Кто-то помогает мне приподнять щит, кричит мне в ухо:
— Боярич! Боронись заради христа. Не сберегу ить я тебя один. Рубись Кожемякино семя! Сгинем же!
Ну да. Кожемяка я. Но никакой не боярич, а простой ростовский парень двадцати пяти лет. На все вопросы анкеты можно через весь лист написать один ответ, НЕТ. Ну как Ростовский? Ну, бываю наездами в городе, а так всё у деда в деревне. Девки там слаще, пища натуральней, и никто не ездит по ушам «Голосуй, а то…». После развала совхоза миллионера, дед умудрился заиметь землицы, тракторишко, грузовичок и кузницу. Вот там, на просторах бывшего Дикого поля и проводил я время меняя то трактор на машину, то машину на очередную девушку, то махал молотом в кузне помогая деду выковать какую то необыкновенно красивую фиговину. Дед в мои амурные дела не лез, сам по молодости любил сладкое, но предупредил, чтобы не борзел с солдатками. А я, сгибая и разгибая арматурину в два пальца диаметром, прогундел:
— Отмахаюсь если что. По всему видать не отмахался. Подстерегли ироды, да проломили видать черепушку, вот глюки и рубятся одесную и ошуюю мать иху. Но ничего, порода наша крепкая , справлюсь с недужью. Блин! Что за словечки ? Недужью, Боярич? вот опять.
— Боронись. боярич! Открыл один глаз, неясно видно. Но кто–то прёт на меня верхом на коне размахивая кривой саблей, с недобрыми почему то намерениями.
Неет козел, Кожемяку вот так просто не взять, шаг вправо, коня за повод, и мечом вдоль ног да под бахтерец в живот, наа!. Наверно больно ему. Открылся второй глаз. Я огляделся. С полсотни дружинников одетых как в кино в кольчугах и шлемах, рубились с сотней вопящих и визжащих уродов. Те пешие и конные вывались из леса подступающего прямо к дороге, и навалились на обоз, прикрытый небольшой ратью. Голимый гоп — стоп. Но в этот раз им не повезло, малая рать оказалась зубаста, зла и опытна потому перебив добрую половину нападавших, остальных гнала и рубила без жалости. Татей на Руси казнили там, где поймают. Поводья коня я так и не отпустил, пригляделся, добрый боевой конь. Как он попал разбойникам в руки, вряд ли кто уже расскажет. Ну а мне он понравился окрасом и статью, каштанового цвета круп, белые носочки, чёрная грива, мощный, высокий. Мечта, а не конь. Ко мне подошёл бородатый воин, и радостно сверкнув глазами забасил.
— Оживел боярич? Добычу вижу, из рук не выпускаешь. Как голова? Видел я, как тебе ошеломило брусом, а ты не спи в бою. Сколько раз я тебе говорил, прикройся щитом, прикройся щитом, ан нет, ты всё норовишь по–своему. А ежели бы тот брус да пониже и в личину шелома? А? Что сказал бы я деду твоему? Вот доедем до места боярич, отдохнём маленько и возьмёмся за учёбу, пометают в тебя отроки каменья, покуда не научишься отбивать, не отстану. Я ить еле отбил тебя у татей, хотели прирезать, да не дал я. А конь хорош! Ну тко, гляну я татя. Ты гля, какая у него сабля да и пояс хорош, глянь нож боевой, сталь то узорчата, что у сабли, что у ножа. А бахтерец? Чудо как хорош, дорогой хабар ты взял. Везёт вам Кожемякам, первая рубка и нате вам. Твой отец тоже в первой рубке богатура завалил, бронь добыл и на себя и на коня. И ты туда же.
Я слушал этого старого воина и начал понимать, никакое это не кино, и тем более никакие это не глюки в больничной палате, а «Реальное Попадание». Между девами, трактором, автомобилем и кузней я находил время и почитывал фантастику. И про попаданцев тоже. Первым делом все они почему–то заморачивались арбалетами. Ну, это то понятно. Студент, или работник офиса хрен натянет боевой лук, и хрен из него попадёт куда–либо. Этому учатся всю жизнь и всю жизнь качают определённую группу мышц. Ну, с мышцами у меня, судя по всему в порядке, ничего не убавилось, глазомер вроде как бы тоже не утрачен. Не хвалясь скажу, охотником я был добычливым, навскидку, с любого направления, одним выстрелом гасил любую дичь. Вот интересно, сохранилось ли здесь это умение? И пора аккуратно пораспрашивать дядьку кто я и что я? И главное «Когда» я. Народ деловито развешивал ещё живых и уже мёртвых разбойников вдоль дороги, собирал добычу, где–то слышен был вопль пытаемого татя на предмет указать, где у них схрон. Дядька раздел моего противника, осмотрел каждую тряпку, обувь и нашел таки заначку. С десяток золотых и пару десятков серебряных монет. Увязав денежку в тряпицу прихватив кое–что ещё, мне он вложил в руки пояс с оружием и бахтерцом и повёл к нашим телегам. Оказывается, мы идём с обозом, и добираемся из Ростова Великого, где я жил с отцом и матерью и ещё двумя младшими братьями к деду на Порубежье. Тот отъехал года три назад с ватагой охотников, нашел добрую землю, и на берегу реки срубил сначала острог, на другой год перестроил в крепостицу, распахал землю, отсеялся и послал гонцов к родне, звал на новые земли. Прельщая одних доброй охотой других хорошими урожаями, третьих наделами земли, не скрывая при этом, что местные на пришельцев точат зубки. Но оружие у них худое, наконечники стрел и копий роговые, а топоры хоть из железа, но мягкого. Оказалось, я пал в ножки отцу и отпросился на вольные хлеба к деду в подспорье. Мне собрали телеги, с припасами прикупили закупов пару семей, отец покопавшись в сундуках, выдал мне неплохую бронь. шлём, меч, щит. Потом подумав, снял со стены саадак с боевым луком.
— Ну–тка наложи тетиву. Не без труда это мне удалось. Одень–ка, он передал мне кольцо на палец, натяни лук. Молодец. Эх, доброго из тебя воя вырастил Тимоха, с тобой и поедет. Собери лук, возьми стрел, да просто наконечников. Охотничий лук свой тоже возьмёшь, ну и стрелы какие были у тебя тоже. Коня не дал, но прощаясь сказал:
— Коня добудешь в бою, все мы Кожемяки с этого начинаем. Распрощавшись с матушкой, братьями, и под слёзы матери и рёв близнецов уехали. Вот так вот! Удар по голове мне «там» и такой же и в тоже место местному Кожемяке и вуаля. Я здесь а он? Если он «туда» то попадёт в дедовы руки и не пропадёт точно. Но там всё же цивилизация. А здесь? Чем они интересно задницу вытирают? Добрались до телег, закупы выбрались из под них. Никого, слава богу не убили.
— Снимай шлем, гляну что там. Дядька осторожно помог снять его, потом подшлемник, развернул меня к свету и сказал, — эй там, воды да тряпицу почище. Даа, а ведь на волосок от смерушки ты был боярич, чуток ниже и уже бы закапывали. Бровь порвало, глаза кровью залило, как ты умудрился слепой конного заколоть?
— Видать мне его немного было как в вечер, ну и на ощупь считай и пырнул мечом. Стоптать меня видно хотел разбойник. Ошеломить ему меня удалось, евойный видно брус мне прилетел, да поднялся я, он видать за хабаром напустился, да прогадал с ударом. Удача на нашей стороне была. Теперь вона, тати висят аки вороны битые, а мы с хабаром. Видать еще до схрона нас отведут, и там ещё добычу возьмём. Вдоль обоза проскакал всадник, собирая охочих людей в поход к схрону.
— Ты Алёша лежи, после такого удара по голове, полежать надо пару дней, очунять, а то худо может быть. Схожу я с Митрием, глядишь, на долю добычи чего возьмём. С тем прихватив невысокого парня с копьём и щитом, ушёл в голову обоза.
— Эй, бабы, кто нить дайте чего пожевать, да попить принесите. Сам же взял в руки шлём и посмотрел на вмятину, даа, Лёшке прилетело будь здоров, вмятина с кулак смяла железо шлёма, хорошо подшлемник был, а то бы «глазунья натуральная», нате вам с высунутым языком. Принесли копченого мяса, туесок с солёной черемшой, краюху хлеба и корчагу клюквенного напитка. Присел не край телеги и, свесив ноги, вгрызся в рёбра какой–то копчёной животины. Жевал и прислушивался к себе. Впечатление что это тело моё, никаких напряжений в мышцах, память помнила всё мое из двадцать первого века и хорошую такую часть памяти местного богатыря. То, что он стрелял из лука не просто хорошо, а очень хорошо и попасть в цель и на шесть сотен шагов ему было не проблема, и то, что он в этом мире, был крепким парнем. И то что его учили бою на мечах, топорах, копьях, да и просто кулачному бою. Даа, вкусное мясо, жевал и продолжал оглядываться. Телеги хорошо груженные, накрыты пологом из коровьих шкур, а по бокам увязана разная хрень, мешочки туеса, короба из бересты, котлы. Тут же стояли привязанные к телегам коровы, козы, лежало пару собак. Волы, а именно они были впряжены в телеги, меланхолично жевали свою жвачку, коров бабы отвязали и отвели попастись, парни таскали, откуда то вёдра с водой поили живность. С кем бы тут пообщаться на предмет информации? Нет, подожду дядьку, неча сор из избы выносить. Могут не понять. К вечеру вернулись охотники, Митяй, и ещё два оборванных парня гнали впереди себя трёх коров и маленького бычка. А дядька и сам ехал на коне, и вёл ещё заводную лошадь с навьюченным на неё добром. Эх, в недобрый видно час атаман решился напасть на нас, вон оно как обернулось. Потерял всё, жизнь, друзей, если они были, добро которое награбил.
— Как ты Алёша? Дядька спешился и подошел ко мне.
— Да вот сижу, хлеб жую, тебя жду. Ответил я ему.
— Ну, раз жуёшь, почитай что пронесло беду, обрадовался старый дружинник. После таких ударов ни жевать, ни сидеть не тянет, только лежать да нутро выворачивать. Ох, свезло тебе Алёша. А мы вот с прибылью, похвалился он. Глянь конёк, заводная тоже неплоха, коровки, бычок, да пару полоняников, нерусь правда, но ништо окрестим. Да железа разного, да рухляди доброй, ну и целы слава богу, да там и биться некому было. Кто–то успел отсюда добежать, предупредил их, тати и сбёгли добро побросав. Лишь бы живота сберечь. Кузенку малую прибрал я, пару молотов, клещи, наковаленка, да формы под литьё наконечников, да меха ножные, шила, иглы да нити крепкой доброй моток. Всё в хозяйстве пригодится.
Кто бы спорил, я уже догадывался, что являюсь рабовладельцем, и всё что добыто, шло мне в казну. Это потом я выделял из добычи кому одёжку, кому обувку. Никаких денег смерды не получали, довольны были что их кормят, одевают и дают работу. Кроме груженых телег со мной в Порубежье брело человек двадцать «мужска и женска» полу да десяток детишек разного возраста. Боевую составляющую составляли я, дядька да три парня вооруженные копьями, щитами и боевыми ножами. Кроме того у одного из них я видел ещё и топор. Остальные кроме закупов были челядинцы, бесправное по тем временам племя домашних слуг, мастеров на все руки. У остальных в обозе, дело обстояло приблизительно так же.
— Дядька Тимофей, а долго ли нам ещё брести то? Где дедова крепость?
— Алёша. Ты ж три дни тому спрашивал, я тебе всё же рассказал, запамятовал что ли?
— Так это, я ж в голову ударенный, чего–то вылетело и не вернулось, чего–то прилетело да не полностью втемяшилось. Вот ни дня, ни месяца, ни года не помню. Вот ей ей. Ни кто княжит в Ростове. Ни куда едем, ни образ деда не помню.
— Точно не помнишь? Ну т ко перекрестись !
Моя рука автоматом махнула сверху вниз и справа на лево двумя перстами три раза, потом достала из за пазухи серебряный крест и сунула его мне в губы . Чмок. Контроль на принадлежность этому миру, а не нави пройден, насупленные брови дядьки расправились, и он облегчённо вздохнул.