Порубежники. Далеко от Москвы
Шрифт:
Закромщик тихо простонал, широко открытым ртом хватая воздух. Столешница глубоко вошла ему под рёбра.
– Дабы Москву в службе об-ма-нннуууть… – с трудом прошептал он и обмяк. – Пу… пусти.
Филин шагнул назад. Закромщик, часто дыша и рыгая, схватился за живот.
– Ну, говори.
– Это уж лет десять так ведётся. Сразу, как на Земском соборе учинил великий князь уложение о службе, так Иван Иванович, царствие ему небесное, и задумал обман сей.
Филин нахмурился, с трудом и смутно припоминая давние слухи о том, что в Москве какой-то Земской собор принудил вотчинников выставлять в государево войско не сколько они захотят или смогут, как велось испокон веку,
– С новым-то порядком, ежели всё по правде делать, с белёвских пашен полагалось боле сотни всадников. – Пояснил закромщик, когда наконец отдышался. – Откуда взять? Отродясь столь послужильцев не водилось. Аще были бы, расход на них каков? Любого разорит. Вот и придумал князь две посошны книги завести. Одна – для себя, с верным счётом. А другая, где пашен второе меньше, для царёвых слуг. По ним с Белёва всего двадцать три ратника полагалось. Вот и вся хитрость.
– Это что ж выходит, по всем сёлам так? – с затаённой надеждой спросил Филин.
– Само собой, а как же.
Сердце в груди у Васьки кувыркнулось, на мгновенье сжалось, замерло, а потом пустилось вскачь с утроенной силой. В предвкушении большой удачи он облизнул пересохшие губы. Чтобы не выдать закромщику истинных чувств, отвернулся, закрыл глаза и протяжно выдохнул, стараясь успокоиться.
– Выходит, Захар Лукич по обманным книгам казну сверяет?
– Отож… – закромщик уныло кивнул.
– А оброк смердам вы по тайным назначали? Стало быть, брали чуть не втрое больше. Куда делось?
– Как стало ясно, что новый князь едет, тиун наш… Ну тот, что опальный нынче, говорит, такое, мол, раз в жизни выпадает. Нынче упустим, больше не свезёт. Ну вот мы и… того. Кое-что в Козельск на ярмарку свезли, купцам тамошним чохом отдали. А остальное… – закромщик шмыгнул носом и потупился. – Остальное по себе растащили.
– Вот паскуды… сучье племя… – недобро усмехнулся Филин. – И много вас в сём воровстве замешалось?
– Да, почитай, все огнищане.
– Ого. И вот как нонче с вами быть прикажешь? Открыть всё князю? А?
Закромщик вскинул голову и устремил на Ваську полный ужаса взгляд. Потом вдруг кинулся вперёд, рухнул на колени и на четвереньках, скуля и подвывая, пополз к Филину. Не успел Васька опомниться, как тот уже обхватил его правую ногу и припал губами к голенищу сапога.
– Не губи, не губи, Василь Филиппыч…
– Ну, чего удумал-то? – строго сказал Васька, но убрать ногу даже не попытался.
– У меня детишек пятеро. Пропадут без меня. Не губи, благодетель.
– Эх, вот сгубит меня доброта моя. – Васька нагнулся, запустил пятерню в густую гриву закромщика и оторвал его от сапога. – Ладно, будя, вставай. Так и быть, не стану православных на дыбу отправлять. Мне такой грех на душе ни к чему, ага.
Закромщик облегчённо всхлипнул и попытался встать. Но ослабевшие ноги отказались держать грузное тело. Он сел на край лавки и опрокинул ее навзничь. Дрожащими руками поискал опоры, да так и остался сидеть на затоптанном полу, рукавом вытирая слёзы.
– Но ежели хочешь, чтоб голова при тебе осталась, так помогать мне будешь, ага. – наставительно сказал Филин. – Ибо я, конечно, князю близок, но из такого болота мне без помоги вас не вытянуть. Разумеешь?
Приходя в себя, закромщик часто закивал:
– Конечно… Конечно! Чего скажешь, то и сделаем.
Филин не спеша поднял опрокинутую лавку и оседлал её, оказавшись перед закромщиком, всё ещё сидевшим на полу.
– Перво-наперво, всё мне поведаешь. Сколь, чего и у кого хранится. Сколь чего купцам свезли и каков барыш получили. Да гляди, без утайки чтоб. Коли прознаю чего…
– Да ну, Василь Филиппыч, нешто можно, чтоб ты меня спасал, а я… Нет уж, коли назвался груздем, так полезу в кузов.
– Вот это верно. – одобрил Филин со снисходительной улыбкой. – Дале. Нынче из-за проделок ваших Андрей Петрович в нужде пребывает. Потому и лют зело, а это не к добру. Надо бы уважить князя. Дам тебе список, за ночь соберёте по запасам своим. На месяц другой успокоится всё, тогда уж и о моих выгодах потолкуем. Ведь не за спасибо спасать вас буду, сам понимать должон.
– Это само собой, Василь Филиппыч. Чего ж мы, без понимания, что ль?
– Ну, а уж после виноватых искать станем.
– Ч-ч-чего? – закромщик снова начал заикаться.
Филин развёл руками, давая понять, что по-другому не получится.
– Рано ли, поздно, а обман сей с двойной пашней на божий свет выйдет. Уж если мне сие открылось, так и Захар Лукич дотёмкает. Он, конечно, в хитростях таких не шибко сведущ. Но и не дурак же вовсе, ага. Да и добро утаённое как выдавать станем? Как объяснишь князю, что нынче не было, да вот нашлось? А? Под лавку закатилось? Так что надо загодя решить, кто из вас крайним станет. – Глядя на закромщика, который тут же побледнел, Филин по-хозяйски усмехнулся. – Да не робей, уж точно не ты. Ибо мне наперёд для других важных дел сгодишься. Ты, гляжу, не промах, кашу с тобой варить можно. Так что, коли всё верно делать будешь, правой рукой мне станешь, ага. А это… Захар Лукич-то не вечен. Ему уж ныне много лет. А, кроме меня, у князя боле доверенных нет. Вот и думай, кто тиуном станет. Небось, хочешь подтиунником быть? А?
Закромщик смущённо улыбнулся.
– То-то. – Филин снисходительно похлопал его по щеке, а потом опять крепко ухватил за волосы. – Ну, раз так, думай, кого крайним делать будем. Чего глядишь? Есть среди дворни, кто жить тебе мешает?
Васька не успел договорить, как закромщик встрепенулся и возбуждённо сверкнул глазами.
– Есть, Василь Филиппыч. Очень даже есть. – зашептал он, ладонью обхватив себя за горло. – Во как донял.
Филин одобрительно кивнул.
– Хм… Не ошибся я в тебе, споёмся. Звать-то тебя как, помощник?
Закромщик слабо улыбнулся и впервые за весь разговор сказал спокойно, без испуга:
– Елизар Горшеня.
Глава седьмая
В тот же день, когда Филин вернулся из Водопьяновки, Кудеяр Тишенков покинул Белёв. Сначала он отправился на большой рынок в северной части посада и до обеда бродил там меж лавок и рядов. В итоге взял полокову ржи, осьмину ячменя, гарнец 17 соли и ещё за гроши разжился у барахольщиков старой одеждой. Нагрузив покупки на заводного 18 коня, Тишенков выехал из Завырской слободы на Болховский шлях.
17
Старорусские меры объема сыпучих тел: полокова ? 419,84 л (7 пудов ржи = 114,66 кг); осьмина ? 104,95 л; гарнец ? 3,276 л.
18
Заводные – запасные лошади, предназначенные для замены усталых и больных, для немедленного пополнения убыли и для припряжки в труднопроходимых местах.