Поручается уголовному розыску
Шрифт:
Остроумов вытер вспотевшую лысину, заискивающе улыбнулся:
— Вы еще очень молоды, потому так легко поверили моему алиби. Когда шел на дело, я не собирался приходить в уголовный розыск с повинной. Съездил на рыбалочку с женой, перед соседями покрутился. В таком деле все надо предусмотреть. На след угрозыск нападет, а моя хата с краю: «Извините, дорогие сотруднички милиции, днем культурненько отдыхал, вечером с соседками семечки лузгал, чаек допоздна с соседом швыркал». Я, гражданин инспектор, стреляный воробей. Меня куда уж только жареный петух не клевал…
— Продолжаете
— Бог не даст соврать, — Остроумов показал пальцем в потолок, — всевышний все видит, — и заторопился. — Да вы, гражданин инспектор, не сомневайтесь. На суде темнить не буду, повторю слово в слово свои показания. Пройду с ребятками по второй части восемьдесят девятой — кража по предварительному сговору. Там до шести лет, но, учитывая мое чистосердечное раскаяние, прокурор попросит года два, а судьи и того меньше присудят. Обвинительное хоть сей миг готов подписать.
— В статье восемьдесят девятой есть и третья часть, — Антон открыл «Уголовный кодекс» и прочитал вслух: — «Кража, совершенная особо опасным рецидивистом или в крупных размерах, наказывается лишением свободы на срок от шести до пятнадцати лет с конфискацией имущества или без таковой». Как видите, прокурор может попросить самое малое шесть лет.
По вискам Остроумова поползли струйки пота.
— Зачем так жестоко?.. Я ж… Я ж с повинной пришел, часики вернул, а из тряпок ребятки взяли всего-ничего, кот наплакал.
— Мы не на базаре, где можно рядиться, — строго сказал Антон. — Рецидивист вы особо опасный — судимостей у вас не перечесть, убыток, причиненный магазину, является крупным. Поэтому следственные органы обязаны обвинить вас по третьей части, и судьи могут вынести постановление конфисковать не только те пять тысяч рублей, которые вы вчера положили в сберкассу аэровокзала, но и домашнее имущество.
Хотя допрос Остроумова Антоном был продуман заранее, но такого эффекта он не ожидал. Остроумов буквально разинул рот, словно ему мертвой хваткой сдавили горло, и уткнулся лицом в ладони. Больше минуты он приходил в себя и еле-еле выдавил поникшим голосом:
— Пять тысяч — мои сбережения.
— Не узнаю Кудрявого, — вмешался Степан Степанович. — Так по-детски вы, Остроумов, никогда на прежних допросах не лепетали.
Плечи Остроумова затряслись, будто он заплакал.
— Не надо истерик, — строго сказал Антон. — Говорите начистоту, на суде это зачтется. Будете запираться, придется напомнить еще одну статью из уголовного кодекса. Сто семьдесят четвертую. Знаете такую? Там за получение взятки тоже до восьми лет лишения свободы полагается.
Остроумов поднял голову и уставился на Антона остекленевшими круглыми глазами. По впалым щекам катились частые слезы, но взгляд был решительным, злым. Проглотив слюну и глубоко втянув воздух носом, он заторопился:
— Деньги дал мне врач Айрапетов, чтобы магазинчик от себя отмести. Чувствую, Игорь Владимирович сблатовал на него ребяток и попался с бритовкой. Ради всевышнего, не пишите мне сто семьдесят четвертую, расскажу все как на исповеди у батюшки.
— Вы знаете, чем оговор наказывается?
— Кудрявый никогда свою вину не клеил другим! Чужую на себя брал, бывало такое, но чтобы свою на кого… — Остроумов вытер лицо, заискивающе повернулся к Стукову. — Степан Степанович, разве я когда был сявкой?
— Вы рассказывайте, рассказывайте, — хмуро посоветовал ему Стуков.
— Все расскажу, все! — Остроумов, как заводной, повернулся к Антону. — Игорь Владимирович вчера утром попросил срочно приехать в аэропорт. Встретились в сберкассе. «Выручай», — говорит и пять косых наличными предложил. Прикинул: «Пять тысяч — не пять рубликов. За пять тысяч горбушку надо погнуть! Пристрою на книжечку и пойду с повинной. На худой конец больше трех лет не отвалят». Для храбрости выпил коньячку, а поскольку я этой гадостью не злоупотребляю, раскис хуже бабы. Игорь Владимирович на всякий случай таблеточку дал. Прозевал я с ней, на постового нарвался, — Остроумов опять уткнулся в ладони: — Как в воду Степан Степанович глядел — неудачник я самый распоследний. Блатной куш подворачивался, и на том сгорел. Ой, как мне больно сейчас…
Антон быстро написал Голубеву, молча слушавшему допрос: «Славочка! Срочно привези сюда Березову. Надо, чтобы заговорил Костырев». Голубев, прочитав записку, понимающе кивнул и вышел. Остроумов сидел все в той же позе, уткнувшись в ладони и раскачиваясь из стороны в сторону.
— Как Айрапетов оказался соучастником? — спросил его Антон.
— У нас не было времени долго базарить. Игорь Владимирович очень спешил.
— Зачем писали записку Мохову?
— Надо ж было предупредить ребяток. Втемную шел на шубу с клином. Думал, хоть раз в жизни повезет.
— Откуда вам стало известно, что магазин обворовал Мохов?
— В воскресенье утречком Павлуша ко мне приходил, предлагал за пятьдесят процентов стоимости новенькое шмутье. Клянусь, я послал его к… куда следует. Он стал оправдываться, сказал, что даже Игорь Владимирович купил у него на таких условиях золотые часики и что, если я не верю, то вечером в кафе «Космос» могу встретиться с Айрапетовым, который будет там справлять день рождения. Я, конечно же, пошел. Только не затем, чтобы посоветоваться, покупать или не покупать ворованное шмутье, а предупредить Игоря Владимировича, чтобы он не связывался с Моховым. Когда намекнул ему о часиках, он засмеялся и сказал, что это всего-навсего фантазия Мохова. А вчера вот телефонный звоночек Айрапетова ко мне подтвердил Павлушины слова. Ой, влипли ребятки, ой, влипли…
— Жить только по-человечески начали…
— Не надо об моей жизни говорить! — почти выкрикнул Остроумов и так стиснул зубы, что на скулах вздулись крупные желваки.
Оформив протокол допроса, Антон вызвал конвойного. Остроумов ушел, низко опустив голову и заложив за спину руки. Антон прошелся по кабинету, снова сел на свое место и проговорил:
— Вот вам и Айрапетов…
— Не спеши с выводами, — спокойно сказал Стуков.
— Считаете, невиновный выложит ни за что, ни про что такую сумму денег?