Поручик Ржевский или Любовь по гусарски
Шрифт:
Он в нетерпении и досаде одернул ворот своего мундира.
– Ржевский, Ржевский...
– пробормотала старуха. Внутри у нее опять как-то странно захихикало.
Поручик прошелся взад-вперед по комнате.
– Ну, ладно, графиня, так и быть, - сказал он, остановившись возле нее.
– Уговорили! Пять шестых и памятник на кладбище.
Бледное лицо старухи внезапно порозовело.
– Мерси, - забормотала она, - гран мерси... граце... данке шон... сенкью...
Ржевский
– Да-с! И впридачу эпитафий могу вам сочинить. Что-то вроде: "Она картежницей была и вот - поди ж ты!
– умерла." Как, неплохо? А хотите оду? Мне это раз плюнуть!
На счет оды поручик конечно врал. Но вралось ему в эти минуты легко и непринужденно, как никогда.
– Мне... не нужны... деньги, - просипела старуха, чавкая челюстями.
– Исполните мои... три желания.
– Что я вам золотая рыбка?
– возмутился было Ржевский, но, увидев, что она с сердитым видом уткнулась в книгу, поспешил исправиться: - Согласен, согласен. Говорите скорее ваши три желания, графиня. Надеюсь, это не займет у нас много времени?
– Не займет, - загадочным тоном ответила она.
– Отлично-с! Каково будет первое?
Старуху затрясло как в лихорадке.
– Перенесите меня... на постель.
– Извольте.
Ржевский взял ее на руки, она обняла его одной рукой за шею. От графини пахло жасминовой пудрой и Столетней войной.
– Мерси, - чуть слышно проговорила она, оказавшись на подушках.
– А теперь... второе...
– Ну!
– Снимите ваши... ш-ш-ш...
– Что-с?
Старухе не хватало воздуха. Она зачмокала губами, сглотнув обильную слюну.
– Шта-а-ны-ы-ы...
– Что??
– Штаны! Штаны!!
– из последних сил выдохнула она.
Поручик по-военному быстро снял штаны.
Графиня глубоко вздохнула, со свистом втянув в себя воздух, и душа ее отлетела.
Она лежала прямая, как гладильная доска. Лицо ее окаменело в маске восторга, а застывшие глаза таращились на поручика, как на Мессию.
– Старая ведьма!
– выругался Ржевский.
– Нашла время копыта отбрасывать. Эка жалость!
Неожиданно за дверью послышался какой-то шум.
Поручик едва успел спрятаться под кровать, как в спальне объявился... корнет Васильков!
Глава 18
Ходоки
Поскольку корнет был сильно пьян, поиски дома графини заняли у него изрядное количество времени. Он весь продрог, уши его хрустели, как жаренный картофель, нос превратился в сосульку, усы покрылись ледяной коркой.
– Бонсуар, з-з-з...грррафиня...
– стуча зубами, произнес он, приблизившись к постели.
– Не п-пугайтесь, я не г-грабитель, я - к-корнет.
Старуха молчала. В свете лампады на ее лице лежала причудливая тень, и корнету казалось, что графиня глядит на него вполне заинтересованно и даже приоткрыв рот.
Ободренный ее вниманием, Васильков жалостливым голосом продолжал:
– Мне всю жизнь не везло в карты, графиня. У меня, стыдно признаться, нет денег, чтобы водить барышень в оперу. Научите меня играть в штосс. Если угодно, я готов на вас жениться. Хоть сейчас под венец пойду! И вовсе не из-за денег, а лишь из уважения к вашим сединам.
Со своего места, лежа на полу, поручик Ржевский видел, как корнет нерешительно мнется с ноги на ногу.
И тут Васильков грохнулся на колени.
– Я люблю вас, графиня! Сжальтесь же над несчастным. Я стану украшением вашей старости. Назначьте мне верные карты. Ну хоть только три.
"Три тысячи чертей тебе в задницу!
– ухмыльнулся поручик.
– Рано тебе еще жениться, молокосос".
По тупым ударам, раздававшимся сверху и сотрясавшим кровать, Ржевский понял, что корнет принялся биться головой о ложе.
– Ну, графи-и-ня, ну, пожа-а-луйста, - ныл Васильков.
Потом его как будто осенило, и он бойко заговорил:
– Хотите, графиня, я докажу вам, что могу быть достойным супругом? Я на все готов! Я верну вам вашу молодость. Я волью свежее вино в ваши старые меха. Вот только сапоги сейчас сниму и волью...
Разувшись, корнет уже готовился прилечь возле графини, как вдруг услышал, что кто-то идет по коридору.
В панике подхватив с пола сапоги, Васильков бросился к шкафу и затесался между платьев.
Спустя две секунды в спальню осторожно, стараясь не греметь шпорами, вошел... Денис Давыдов.
– Добгый вечег, ггафиня, - сказал он, остановившись на почтительном расстоянии от постели.
– Я только на минутку. Мне стало известно, что вы отменно иггаете в штосс. Поведайте мне вашу тайну, окажите милость. На выгученные деньги я накуплю пистолетов для своего полка. И ни копейки не пгопью. Вот вам кгест!
– Он перекрестился.
Старуха не издавала ни звука, и Давыдов достал пистолет.
– Вот, извольте видеть, какие штуковины я закуплю на кагточные деньги. Мне самому ничего не нужно. Все отдам на благо кавалегии. Если что и пгопью, так только на чегвонец. Не сомневайтесь, ггафиня. А? что?.. вы что-то сказали?
Старуха по-прежнему не издавала ни звука, ни шороха, ни вздоха.
Давыдов, будучи в душе поэтом, решил добавить в свой монолог немного лирики.
– Знаете ли, ггафиня, у вас такое добгое лицо, - сказал он, избегая смотреть на старуху, - оно напоминает мне божественный облик девушки, в котогую я был влюблен сто лет тому назад. Ужель то были вы?