Порука, Шиллер Фридрих Иоганн Кристоф

Порука

1955 г.

6.80 + -

рейтинг книги

Шрифт:

Мерос проскользнул к Дионисию в дом, Но скрыться не мог от дозорных, — И вот он в оковах позорных. Тиран ему грозно: «Зачем ты с мечом За дверью таился, накрывшись плащом?» — «Хотел я покончить с тираном». — «Распять в назиданье смутьянам!» «О царь! Пусть я жизнью своей заплачу — Приемлю судьбу без боязни, Но дай лишь три дня мне до казни: Я замуж сестру мою выдать хочу, Тебе же, пока не вернусь к палачу, Останется

друг мой порукой. Солгу — насладись его мукой». И, злобный метнув на просящего взгляд, Тиран отвечает с усмешкой: «Ступай, да смотри же — не мешкай. Быстрее мгновенья три дня пролетят, И если ты в срок не вернёшься назад, Его я на муку отправлю, Тебя ж на свободе оставлю». И к другу идёт он: «Немилостив рок! Хотел я покончить с проклятым, И быть мне, как вору, распятым, Но дал он трёхдневный до казни мне срок, Чтоб замуж сестру мою выдать я мог. Останься порукой тирану, Пока я на казнь не предстану». И обнял без слов его преданный друг И тотчас к тирану явился, Мерос же в дорогу пустился. И принял сестру его юный супруг. Но солнце обходит уж третий свой круг, И вот он спешит в Сиракузы, Чтоб снять с поручителя узы. И хлынул невиданный ливень тогда. Уже погружает он посох В потоки на горных откосах. И вот он выходит к реке, но беда! — Бурлит и на мост напирает вода, И груда обломков чугунных Гремит, исчезая в бурунах. Он бродит по берегу взад и вперёд, Он смотрит в смятенье великом, Он будит безмолвие криком, — Увы, над равниной бушующих вод Лишь ветер, беснуясь, гудит и ревёт. Ни лодки на бурном просторе, А волны бескрайны, как море. И к Зевсу безумный подъемлет он взгляд, И молит, отчаянья полный: «Смири исступлённые волны! Уж полдень, часы беспощадно летят, А я обещал, лишь померкнет закат, Сегодня к царю воротиться, Иль с жизнию друг мой простится». Но тучи клубятся, и ветер жесток, И волны сшибаются люто. Бежит за минутой минута. И страх, наконец, в нём решимость зажёг, Он смело бросается в грозный поток, Валы рассекает руками, Плывёт — и услышан богами. И снова угрюмою горной тропой Идёт он — и славит Зевеса, Но вдруг из дремучего леса, Держа наготове ножи пред собой, Выходят разбойники буйной толпой, И, путь преграждая пустынный, Грозит ему первый дубиной. И в вопле Мероса — смертельный испуг: «Клянусь вам, я нищ! Не владею И самою жизнью своею! Оставьте мне жизнь, иль погибнет мой друг!» Тут вырвал у вора дубину он вдруг, И шайка спасается в страхе, Три трупа оставив во прахе. Как жар сицилийского солнца жесток! Как ломит колени усталость! А сколько до цели осталось! «Ты силы мне дал переплыть чрез поток, Разбойников ты одолеть мне помог, — Ужель до царя не дойду я И друга распнёт он, ликуя!» Но что там? Средь голых и выжженных круч Внезапно журчанье он слышит… Он верить не смеет, не дышит… О чудо! Он видит — серебряный ключ, Так чист и прозрачен, так нежно певуч, Сверкает и манит омыться, Гортань освежить и напиться. И вновь он шагает, минуя в пути Сады, и холмы, и долины. Уж тени глубоки и длинны. Два путника тропкой идут впереди. Он шаг ускоряет, чтоб их обойти, И слышит слова их: «Едва ли, — Мы, верно, на казнь опоздали». Надежда и страх его сердце теснят, Летят, не идут его ноги. И вот — о великие боги! — Пред ним — Сиракузы, пылает закат, И верный привратник его Филострат, Прождавший весь день на пороге, Навстречу бежит по дороге. «Назад, господин! Если друга не спас, Хоть сам не давайся им в руки! Его повели уж на муки. Он верил, он ждал тебя с часу на час, В нём дружбы священный огонь не погас, И царь наш в ответ на глумленье Лишь гордое встретил презренье». «О, если уж поздно, и он на кресте, И предал я друга такого, Душа моя к смерти готова. Зато мой палач не расскажет нигде, Что друг отказался от друга в беде! Он кровью двоих насладится, Но в силе любви убедится». И гаснет закат, но уж он у ворот, И видит он крест на агоре, Голов человеческих море. Верёвкою связанный, друг его ждёт, И он раздвигает толпу, он идёт. «Тиран! — он кричит, — ты глумился, Но видишь, я здесь! Я не скрылся!» И в бурю восторженный гул перерос, Друзья обнялись, и во взоре У каждого радость и горе, И нет ни единого ока без слёз, И царь узнаёт, что вернулся Мерос, Глядит на смятённые лица, — И чувство в царе шевелится. И он их велит привести перед трон, Он влажными смотрит очами: «Ваш царь побеждённый пред вами. Он понял, что дружба — не призрак, не сон, И с просьбою к вам обращается он: На диво грядущим столетьям В союз ваш принять его третьим».