Пощечина

Сон рассеялся и мгновенно забылся. Не открывая глаз, Гектор лениво вытянул руку и похлопал по кровати. Отлично. Айша уже встала. Довольный, он торжествующе испортил воздух и зарылся лицом в подушку, чтобы не чувствовать запах. Я не желаю спать в мужской раздевалке, всегда говорила Айша в те редкие мгновения непринужденности, когда он невольно забывался в ее присутствии. За минувшие годы он научился сдерживать позывы своего организма, позволял себе расслабиться только тогда, когда был один: мочился в душе, отрыгивал в автомобиле, а если жена уезжала на очередную конференцию, мог не умываться и не чистить зубы все выходные. Нет, его жена не была ханжой — просто она не выносила запахи и испражнения мужского тела. Сам он был бы не прочь поспать в женской раздевалке, где витал влажный пьянящий дух ароматного женского естества. Разморенный, все еще в сладостных объятиях сна, он повернулся на спину и сбросил с себя

простыню. Женское естество. Он произнес это вслух.

Конни.

При мысли о ней он окончательно проснулся. Айша, если б слышала его, решила бы, что он извращенец. Нет, конечно же извращенцем он не был. Он просто любил женщин. Молодых и старых, всяких — и тех, которые еще только расцветали, и тех, которые уже начинали увядать. И робко, словно стыдясь своего тщеславия, признавался себе, что женщины его тоже любят. Да, женщины его любят.

Вставай, Гектор, приказал он себе. Пора делать зарядку.

Под зарядкой подразумевался комплекс упражнений, которые он выполнял каждое утро. Обычно зарядка никогда не длилась больше двадцати минут. Иногда, если поутру его мучили головная боль или похмелье, или и то и другое, или обыкновенная тоска, проистекавшая откуда-то из недр его души, как он полагал, он умудрялся закончить зарядку меньше чем за десять минут. Причем важно было не строгое соблюдение заведенного порядка, а просто выполнение физических упражнений, которые он заставлял себя делать даже тогда, когда был болен. Он вставал, хватал тренировочные штаны, натягивал футболку, которую носил минувшим днем, и для начала делал комплекс из девяти упражнений на растяжку, каждое выполняя на счет тридцать. Потом ложился на ковер в спальной и считал до ста пятидесяти, качая пресс, а после пятьдесят раз отжимался. И напоследок делал три упражнения на вдох-выдох. Потом шел на кухню, включал кофеварку и отправлялся в бар в конце улицы, где покупал газету и пачку сигарет. Вернувшись домой, наливал себе кофе, выходил на веранду, закуривал сигарету, открывал газету на спортивной странице и принимался за чтение. В тот момент, когда перед ним лежала раскрытая газета, ноздри щекотал горьковатый аромат кофе, а сам он делал первую затяжку, вдыхая ядреный табачный дым, все остальное отступало на второй план — мелкие неприятности, напасти, стрессы, треволнения минувшего или наступившего дня. В тот момент, пусть хотя бы только в тот момент, он был счастлив.

С детства Гектор усвоил, что единственный способ выпростаться из тисков засасывающего блаженства сна — это одним резким движением стряхнуть дремоту: заставить себя открыть глаза и стремительно встать с постели. Но в кои-то веки он вновь откинулся на подушку и стал вслушиваться в гулявшие по дому звуки, постепенно приводившие его в состояние полного пробуждения. На кухне Айша настроила стереосистему на радиостанцию FM, передававшую классическую музыку, и дом оглашала Девятая симфония Бетховена. Из гостиной неслись электронные писки и оловянное позвякиванье компьютерной игры. С минуту он лежал не шевелясь, потом откинул простыню и глянул на свое нагое тело. Поднял правую ногу, проследил, как она вновь бухнулась на кровать. Сегодня твой день, Гектор, сказал он себе, сегодня твой день. Он спрыгнул с кровати, надел красные шорты, через голову натянул спортивную майку, пошел в прилегающую к спальне ванную, где долго и громко мочился, потом выскочил на кухню. Там пахло кофе. Айша разбивала в сковороду яйца. Он чмокнул ее в шею. Выключил радио на середине крещендо.

— Вообще-то я слушаю.

Гектор просмотрел стопку компакт-дисков, неряшливо сложенных возле CD-плеера. Вытащил один из коробки, вставил его в проигрыватель. Нашел нужную песню и улыбнулся, когда раздались первые уверенные звуки трубы Луи Армстронга. Снова чмокнул жену в шею.

— Сегодня у нас в программе Сачмо [1] , — шепнул он ей. — «Вест-Энд блюз».

Зарядку он делал неторопливо, отсчитывая до тридцати медленно, в такт своему размеренному дыханию. После каждого упражнения раскачивался, подстраиваясь под неспешный ритм чувственной джазовой музыки. Поднимаясь из положения лежа, каждый раз старался почувствовать напряжение мышц живота, а при каждом отжимании ощущал, как натягиваются его трицепсы и пекторальные мышцы. Сегодня он хотел быть в наилучшей физической форме. Хотел, чтобы тело было сильным, натренированным, в тонусе.

Закончив зарядку, он отер со лба пот, поднял рубашку с пола, куда бросил ее накануне вечером, и сунул ноги в сандалии:

— Что-нибудь нужно купить?

Айша рассмеялась:

— Ты похож на оборванца.

Сама она

никогда не выходила из дома в домашней одежде или без макияжа. Хотя косметикой она мало пользовалась, и без того была хороша. Тем, в числе прочего, она и приглянулась ему когда-то. Его никогда не привлекали женщины, которые густо пудрились и ярко красили губы. Он считал, что это безнравственно, и, хотя сознавал весь нелепый консерватизм своей реакции, не мог заставить себя восхищаться чересчур накрашенной женщиной, даже самой красивой. Айша не нуждалась в косметике. Ее смуглая кожа была безупречно гладкой; на продолговатом худощавом лице с точеными чертами сияли большие, глубоко посаженные, чуть раскосые глаза.

Гектор глянул на свои сандалии и улыбнулся:

— Этот оборванец спрашивает: что-нибудь купить?

— Не-а, — мотнула она головой. — Если мне не изменяет память, ты вроде на рынок с утра собирался, да?

— Разве я отказываюсь?

Она бросила взгляд на настенные часы в кухне:

— Тогда поторопись.

Гектор раздраженно промолчал. Он не хотел суетиться сегодня утром. Хотел провести это утро неспешно и спокойно.

Он взял субботний номер газеты, бросил на прилавок десятидолларовую купюру. Мистер Лин уже потянулся за золотой пачкой легких сигарет «Питер Джексон», но Гектор остановил его:

— Нет, не эти. Сегодня я возьму «Питер Стайвезант Редз». В мягких пачках. Две. — Гектор убрал десятидолларовую купюру и выложил на прилавок двадцатку.

— Перешел на другие сигареты?

— Курю последний день, мистер Лин. Завтра бросаю.

— Молодец. — Старик улыбнулся ему. — Я выкуриваю всего три в день. Одну утром, вторую — после обеда и третью — когда закрываю лавку.

— Мне бы так. — Но последние пять лет он только и делал, что бросал и вновь начинал курить, давая себе слово выкуривать не более пяти сигарет в день. Почему бы нет? От пяти сигарет вреда большого нет. Но потом его рука сама собой тянулась за следующей сигаретой, потом за следующей — и так, пока пачка не пустела. Каждый раз. Он завидовал старому китайцу. Вот если б ему удалось остановиться на трех, четырех, пяти сигаретах в день. Увы, не получалось. Сигареты для него были как коварная возлюбленная. Полный благих намерений, он заливал пачку с сигаретами водой из-под крана и кидал ее в мусорное ведро. Чего только он не перепробовал, пытаясь избавиться от пагубной привычки: резко бросал курить, прибегал к гипнозу, никотиновым пластырям, жевал жвачку. И несколько дней, неделю, один раз даже целый месяц ему удавалось не поддаваться искушению. Но потом он украдкой выкуривал сигарету на работе, или в пабе, или после ужина и мгновенно возвращался в объятия своей жестокой возлюбленной. И месть ее была беспощадна. Он вновь поклонялся ей, не мог утро без нее пережить. Противостоять ее чарам было невозможно. Однажды воскресным утром, когда дети были у родителей, а они с Айшей неторопливо, с грациозной медлительностью предавались восхитительным радостям любви, он, сжимая ее в объятиях, прошептал: «Я люблю тебя, ты — мое счастье, моя отрада». Она повернулась и, глядя на него с сардонической усмешкой на губах, ответила: «Нет, не я. Твоя истинная любовь — табак, курево — твоя отрада».

Разразилась жуткая, изнуряющая ссора: несколько часов они орали друг на друга. Она обидела его, оскорбила его гордость. Особенно униженным он себя почувствовал, когда понял, что лишь лихорадочное выкуривание одной сигареты за другой позволяет ему не терять самообладания в споре. Он обвинил ее в лицемерии и ханжестве. Она в ответ вспылила, стала перечислять его слабости: лень, тщеславие, инертность, эгоизм, полное отсутствие силы воли. Ее слова глубоко ранили — именно потому, что она, он знал, была права.

И он решил порвать с курением. Теперь уж раз и навсегда. Айше он не потрудился сообщить о своем намерении: ее скептицизм был невыносим. Но курить он собирался бросить.

Утро выдалось теплым, и он, раздевшись до майки, сел с чашкой кофе за столик на веранде. Едва он закурил, на веранду выбежала Мелисса и с криком кинулась ему в объятия.

— Адам не дает мне играть, — ревела она. Гектор усадил дочь на колени, стал поглаживать ее по лицу. Дал ей наплакаться вволю. Господи, ну за что ему это, да еще сегодня утром? Он хочет покурить в тишине и покое. Покоя ему вечно недостает. Но он поиграл с волосами дочери, поцеловал ее в лоб, подождал, пока у нее иссякнут слезы. Затушил окурок. Мелисса смотрела, как рассеивается в воздухе дым.

— Ты зачем куришь, папа? Ведь от курения бывает рак.

Она, как попугай, повторяла предостережения, услышанные в школе. Его дети не могли бы без запинки рассказать таблицу умножения, зато знали, что курение может вызвать рак легких, а секс без презервативов чреват венерическими заболеваниями. Гектор едва сдержался, чтобы не пожурить дочь. Вместо этого взял ее на руки и понес в гостиную. Адам, увлеченный компьютерной игрой, не поднял головы.

Гектор сделал глубокий вдох. Ему хотелось дать подзатыльник маленькому лентяю, но он плюхнул дочь рядом с сыном и выхватил у него пульт-приставку для видеоигр: