Поселок кентавров
Шрифт:
И если спасенный поступит так, как поступил он, мегарский торговец, то они огорчаются и наказывают нечестивца… Все это он понял сейчас, лежа на песке с холерным-огнем в животе, вспоминая, как сам поступал в жизни. Он не утешил вдов и сирот тех, что погибли на караванном пути от холеры, никого не навестил, никаких пуговиц им не снес, потому что все их обменял у кентавров на смолу и корни. И никаких даров не сделал осиротевшим, хотя сам разбогател.
Но все богатство потратил на то, чтобы покупать красивых продажных женщин самого разного телосложения и жить с ними в неге и роскоши во дворцах. Разбазарив все деньги, он решил самостоятельно добраться до поселка кентавров и вновь наменять драгоценных снадобий на пуговицы.
И в то тяжелое для него время пришлось ему воочию увидеть этих таинственных т ом ел о. Отчаяние, раскаяние, злоба толкнули его тогда кинуться к ним с криком «козлы»- и это рассмешило их, и они снова пропустили его сквозь завесу мира, и он слышал, следуя светящимся проходом потустороннего пространства, их громовой богоподобный хохот. Но, возвращенный в. родной город, он еще ничего не понял, и в дальнейшем жизнь его круто покатилась вниз.
Он связался с городскими подонками попрошайками, мегарскими пролетариями, которые и уговорили его предпринять третью экспедицию в страну кентавров. И здесь он совершил то, из-за чего был теперь наказан: он велел зарезать на мясо кентавра Пассия, который всегда был добр к нему и приобщил его к самой дорогой мечте всех кентавров — пронзительной мысли о сере мет лагай. А совершил торговец подлость потому, что ему стало невмоготу каждый день чувствовать на себе укориз- ненный взгляд старых глаз Пассия, который был ему когда-то самым близким существом в поселке.
От взглядов Пассия торговец чувствовал себя отвратительно — мерзким гадом в этом мире представлялся он себе. И постепенно торговец возненавидел самого себя. Таким образом он и пришел к желанию уничтожить старого кентавра — возненавидев ближнего своего как самого себя. И теперь он лежал на песке, глядя на плывущее перед горизонтом мира смертное марево, и думал, что, возможно, ничего и не было такого чудесного, как благоуханная занавесь мира, за которою кентавры, далекая родина, честь и бесчестие, красавицы, пуговицы, звезды над караваном, шелест песков, сны, ангелы, птицы мереке. Возможно, всего этого и не было, великого испытания любовью к ближнему, которая проста, ясна, чиста, всемогуща и счастлива, — наверное, всего этого еще не было, ни спасения, ни испытания, иначе почему, почему он не выдержат его
Почему он возвращен умирать на этот белый песок?.. И ему все больше казалось, что ничего этого и на самом деле не было: ни любви, ни ненависти, ни богатства, ни бедности, ни гор, лесов, спасения, кентавров — ничего, кроме приближающейся холерной смерти, не было, и никто его ничем чудесным не одаривал, не спасал, не испытывал. А только всегда лежал он-на чистом песке и с нежной грустью ожидал приближения легкой и прохладной серемет лагаи
Избитый кентавриарх Пассий был перемещен тайными силами и выставлен посреди бурьянного пустыря на окраине столичного города амазонок Онитупса.
Кентавр был таким же, как и прежде: старым, толстым, со связанными руками, До крови высеченным плетьми, с далеко выпадающим вялым елдораем; но ~Л дерево, к которому он был притянут веревкой за шею, стало обугленным, совсем без листвы.
Ничего не собирался предпринимать для спасения своего усталый кентавр, не понимал он, как очутился на новом месте, никаких не питал надежд — стоял Пассий на привязи понурившись, закрыв глаза, и старался ни; о чем не думать, ничего не чувствовать. И только временами, когда со стороны города, видимого за дальним краем пустыря, раздавался какой-то необычайно мощный, сотрясающий землю удар, кентавр вздрагивал и, чуть приоткрывая глаза, поднимал голову.
В одно из таких мгновений приоткрыв глаза, он заметил несущуюся по пустырю в его сторону стаю псов, и, стряхнув безразличие, старый Пассий снова зажмурился со вздохом
Собак он боялся и ненавидел с дней своего плена, но сейчас, имея к ним особый интерес, он старался думать о гнусных псах с любовью и нежностью: вот они подбегут, голодные, кровожадненькие, и разорвут его на части… Что и собирались сделать псы, судя по виду стаи.
Впереди ее громадными прыжками несся исполинский черный кобель-энкевед, видимо, сбежавший со службы. За черным великаном пласталось в зверином галопе десятка полтора лохматых бездомников. Они стремительно приближались, неотвратимые, как ангелы смерти, — и вдруг землю потряс такой мощный удар со стороны города, что псы на всем скаку слетели на землю с ног долой, покатились в пыли, затем вскочили и, с обалделым видом встряхиваясь, принялись, тявкать и подвывать, обратившись мордами в сторону испугавшего их шума.
И тут как из-под земли появились перед кентавром два неких человека, замахали руками на собак, стали бросать в них камни, отгоняя прочь. Оба явившихся были с четырьмя пальцами на руках, но в коротких рваных штанах и с рабьими бронзовыми обручами на шеях. Кентавриарх поначалу принял оных за те существа, которым дано таинственное могущество переносить себя и других в иные миры и пространства, однако, приглядевшись и, главное, прочтя мысли в их головах, Пассий понял свою ошибку.
(Оказывается, пройдя через перемещение в пространстве, Пассий мог уже считывать мысли с чужой головы; но зачем ему это, мелькнуло в его собственной.) А считал он сейчас весьма дурно пахнущие мысли, и таковые не могли принадлежать благородным томсло, не раз являвшимся к кентаврам. Эти же двое приближались с общей для обоих мыслью: «Наварим ведро свежей конины! А то надоело питаться тухлятиной!»
Два раба сбежали с хозяйских полей и уже много дней прятались на пустыре, возле ямы, куда жители города выбрасывали околевших животных. Ими и питались стаи одичавших собак да эти двое беглых. Но чего-то давно падали не было в яме, и вот сегодня рабы увидели привязанного к дереву кентавра, издали приняли его за старую лошадь, которую хозяева выставили поближе к свалке, чтобы самим не возиться с убоем.
Рабы подбежали с цветущими улыбками голодных, которым предстоит насытиться, но вблизи увидев не лошадь, а кентавра, разочаровались, улыбки на их лицах постепенно увяли. И кентавр считывал с грубых извилин рабьих мозгов недоумение, подозрительность и страх: а что, если этот полулошак, кентавришка, возьмет и донесет куда-нибудь, что мы скрываемся здесь?..
И так далее. Тут тяжкой силы удар вновь чудовищно хотряс землю и воздух над нею. Собаки болезненно взвыли, вякнули и разбежались в стороны, гонимые лютым ужасом. Рабы попадали во ржавую осеннюю полынь пустыря.
ОТСТУПЛЕНИЕ 13
В стране амазонок изготовили неслыханное во всем древнем мире железное оружие, с помощью которого нетерпеливые воительницы хотели наконец покончить со всеми мужчинами окружающих стран, начиная от Халиба, Лапифии, Ахейи — и ватоть до гиперборейских стран. Халибов амазонки уже покорили и теперь выкачивали от них весь железный запас, чтобы отлить Железную Падающую Дубину.
Мысль о ней пришла в лысую мудрую голову Генеральной Старейшины по имени Елена, которая признала амазонок создать всенациональную железную балду со стальным набалдашником, чтобы она, поднимаемая веревками, грозно вставала торчком, а потом резко падала бы вперед, разбивая вражеский строй Железную дубину решено было делать длиною в триста пятьдесят широких пехотинских шагов, на передней части ее была наварена круглая стальная головка в
340 быков весом, нижняя же часть палицы крепилась к двум лачачеобразным приливам, над которыми и могла подыматься и с этого стоячего положения падать вперед грандиозная железная башня ЖПД.