Поселок
Шрифт:
Еще в детстве мы читаем про Робинзона, и он, как и сто, и двести лет назад, покоряет нас своей наивностью, своим гордым одиночеством и человеческим вызовом, который несет в себе его судьба. Он не мирится с природой, не ждет появления человека с песьей головой, а подсчитывает запасы зерна или шьет себе одежду из козьих шкур. Значит, Робинзона следует запретить – вот он, источник всех наших бед, вот кто – Даниэль Дефо – заложил основы нашего рационализма. Признав это, Павлыш стал искать альтернативу и пришел к выводу, что ему более всего по душе Синдбад-мореход. Хоть тот и был торговцем,
Они здесь уже давно, три недели, но кроме взаимной враждебности ничего не добились. Золотая гора безлична и равнодушна. Она может встретиться и на безатмосферном астероиде. Клавдия имеет дело в основном с предметами неодушевленными, поэтому она может провести здесь целый век и остаться чужой на чужой планете. Понимание входит в функции Павлыша. А его не достичь, скрываясь за надежными стенками куполов.
Споря внутренне с Клавдией, Павлыш, как и положено в таком заочном споре, почти не давал ей возможности ответить. Все воображаемые возражения Клавдии были неубедительны, тогда как аргументы Павлыша – несокрушимы.
Дикий высокий визг раздался над самым ухом. Павлыш даже вскочил и лишь через секунду понял, что визг донесся из леса – из того мира, который продолжал жить, словно Павлыша, со всей его техникой и могуществом, не существовало.
Павлыш метнулся к окну. За окном в темноте, разрезанной лучами медленно вращающихся прожекторов, кипел клубок тел. Несколько хищников – и не разберешь в такой суматохе, что за твари, – терзали толстого зеленого неповоротливого зверя, и в этой схватке была такая первобытная жестокость и такой страх смерти, что Павлыш, глядя, как клубок тел катится к лесу, выключил звук и отошел от окна. И с некоторой печалью подумал, что, вернее всего, он так и улетит с этой планеты, ни черта не узнав и не поняв, хотя формально увезет отсюда солидный груз биологических исследований и образцов флоры и фауны.
Читать совсем расхотелось, но он не спешил возвращаться в жилой отсек. Сейчас женщины в своих конурках укладываются спать, под душем на полчаса застряла чистюля Клавдия, а Салли, что уж совсем не положено отважному разведчику, в пятый раз раскладывает пасьянс. Ему захотелось, чтобы Салли отложила пасьянс и пришла к нему сюда, потому что соскучилась, потому что ей надоело слушать, как Клавдия насвистывает под душем…
– Я не помешала? – спросила Салли.
– Хорошо, что ты пришла.
– Что за шум был? Мне показалось, что кто-то кричал.
– Я включил свой внешний динамик, а там зверье выясняет отношения.
Салли подошла к окну.
– Пусто. Никто здесь не живет. Они только приходят иногда попугать нас. А мы ведь не из пугливых?
– С тобой – да.
– Я серьезно.
– Где только не живут люди! Здесь, по крайней мере, нормальный воздух и нормальный дождь.
Павлыш подошел к Салли и дотронулся пальцами до ее плеча.
– Тебе здесь не нравится, тебе здесь скучно, ты жалеешь,
Павлыш убрал руку.
– Если бы мы были на Земле…
– На Земле ты бы просто меня не заметил, – вздохнула Салли. – Я не умею кокетничать. Ничего удивительного нет.
Она обернулась и поглядела ему в глаза.
– Может быть, я чувствую то же, что и ты. И я тоже бы не обратила на тебя внимания… Это обидно?
– Нет.
Салли прижалась к Павлышу, взяв ладонями его голову, сжав виски, и поцеловала его в щеку у уголка губ.
– Спасибо, – проговорил Павлыш.
– Глупый ответ, но не худший, – улыбнулась Салли.
Она отступила на шаг, освобождаясь от его рук, и Павлыш увидел, что они не одни – за спиной Салли в окно глядела глупая белая морда.
– Уйди, – велел морде Павлыш.
Салли обернулась и засмеялась.
– Клавдия бы спросила, почему ты не включил камеру.
– Я не давала тебе оснований смеяться за моей спиной! – резко бросила Клавдия.
Она стояла в переходнике у входа в лабораторию. Она была в халате, мокрые волосы забраны полотенцем.
Павлыш почувствовал, что краснеет, как мальчишка, которого застали, когда он тащил конфеты из заветного бабушкиного шкафа.
И неизвестно, давно ли Клавдия стоит здесь.
– Я никогда не смеюсь за твоей спиной, – сказала Салли. – Ты же знаешь.
– Завтра рано вставать, – напомнила Клавдия.
«Детей отправляют по кроваткам». Павлыш не сказал это вслух. Он теперь старался реже говорить вслух то, что могло задеть Клавдию.
– Завтра рано вставать, – согласился он.
Глава пятая
Поселок уменьшался на глазах, дома стали игрушечными, такие лепил для малышей Вайткус. Еще он лепил для них коров, коз, собак и всякую земную живность.
Потом поселок заволокло туманом, и человечки, стоявшие на выгоне, и коза, так и не понявшая, куда исчезла ее любимая Марьяшка, и холмик кладбища – все это исчезло; внизу пошел лес, одинаковый и бесконечный.
Воздушный шар летел ровно, как будто его тянули на веревке, движение угадывалось только по тому, как уплывали назад деревья. В корзине стояла тишина, и воздух был неподвижен.
Все трое и раньше поднимались на воздушном шаре и знали, как с ним обращаться, но это был первый настоящий полет шара – не подъем к облакам, а путешествие.
В каждой группе людей по уговору или негласно устанавливается разделение труда и обязанностей. Никто не просил Казика становиться к горелке и определять курс, это случилось само по себе. Летал Казик не больше других, да и вообще был еще подростком, маленьким даже по здешним меркам. Но в корзине шара с ним произошло немедленное превращение, подобное тому, что происходило с ним, когда он попадал в лес. Казик из существа скорее робкого и молчаливого превратился в уверенного в себе человечка, будто он всю жизнь только и делал, что летал на воздушных шарах. И уверенность его была столь очевидна, что и Марьяна, и Дик безо всяких возражений уступили ему первенство в управлении шаром, к которому оба относились с некоторой опаской.