Посланец таинственной страны
Шрифт:
— В речке искупался… Потом расскажу. Что ж нам делать? На руки тебя взять — ты хуже от меня простудишься…
— Я от тебя не простужусь. Тебе слабо меня поднять… Не надо! Слышишь? Ты холодный, как лягушка.
— На,
— Да ладно!
— Ничего не ладно! Как только тебя мать пустила? Ох и волью я теще!
— Глупый! Я — через окно.
— Ну разве можно? — тосковал парнишка. — Хочешь опять свалиться? Давай бегом! Да тебе бегом нельзя… А, черт!
— Перестань! Ты где шлялся?
— Не шлялся я. Клянусь!
Благословенной я луной клянусь, Что серебром деревья обливает…Девушка прервала:
— О, не клянись изменчивой луной, Что каждый месяц свой меняет лик — Чтобы любовь изменчивой не стала. — Но чем же клясться? — Не— Как прекрасно!.. — прошептала Флора.
«А что ей послышалось? — подумал Сергеев. — Объяснение у плетня ее молодых лет, или тот последний и решительный бой, в который кинулся за нее старый кавалерист с седыми, как ковыль, волосами? Прозвучала же мне соловьиным поединком Ромео и Джульетты телеграфная краткость современного сленга: «Ну, чего ты?», «Ладно тебе!»… Наверное, и настоящие Ромео и Джульетта разговаривали не так, как у Шекспира, но он сумел услышать высшую поэзию в их неискусных речах. И сейчас звучала та же нота — нежная, высокая, звенящая. И ее уловило тоскующее сердце старой одинокой Флоры. Ах, Флора, Флора, — вздохнула в нем душа. — И правда, есть такой цветок, и цветок этот — вы!..»
— Ну все? — произнес он вслух.
Женщина не ответила и сразу пошла назад. Сергеев последовал за ней. У ворот он оглянулся — за штакетником никого не было.
А все-таки он заглянул в таинственную, неведомую страну, и там был свет…